И вот мы уже в ресторане. Несмотря на мои категорические протесты, Дейв заказывает для меня эквадорский омлет, после чего вновь пускается в пространные рассуждения о черном расизме, диктатуре Франсуа Дювалье на Гаити и о том, как Папа Док пытался объявить себя Богом. Причем я понимаю, что часть про Бога мне бы надо послушать внимательно, но я не могу.
– Власть – это наркотик, который губит сильнейших, – заключает Пройдоха Дейв. – А ты почему не ешь омлет?
– Я не хочу есть.
– Ты никуда не уйдешь, пока не доешь весь омлет.
И Дейв не шутит. Я сижу, ковыряюсь в омлете вилкой, а Дейв читает мне лекцию о роли армии на Гаити:
– Гаити – самая маленькая демократия. У них там только один избиратель: армия.
Я пытаюсь попросить официантку, чтобы она вызвала мне такси, но Дейв пресекает мою попытку. Он что-то говорит по-испански, и официантка улыбается. К счастью, Дейв отлучается в туалет, и я быстро выбрасываю омлет в мусорное ведро.
– Ну, все. Пора по домам, – говорю я с облегчением, когда мы выходим на улицу.
У меня все плывет перед глазами.
– Ну, у тебя и видок! – восклицает Пройдоха Дейв. – Как посмотришь, так вздрогнешь. Тебе обязательно надо побриться. Могу поспорить, тебя ни разу не брили в цирюльне. По-старомодному. Так, как надо.
Я в отчаянии верчу головой, высматривая такси. Одно проезжает мимо, но оно занято. Там уже есть пассажир.
– Ты обещал, – говорю я и сам понимаю, что это звучит как-то глупо.
Ну, как будто я шестилетний мальчишка.
– Вот побреешься и поедешь домой в лучшем виде. Ты просто не знаешь, как это бодрит, когда тебя бреет мастер. А я знаю лучшего брадобрея во всем Майами.
Мы садимся в машину Дейва и едем. Он подвозит меня к заведению под названием: “ХОЧЕШЬ ПОДРАТЬСЯ?”. У меня что, уже белая горячка? Галлюцинации? Меньше всего мне сейчас хочется драться.
– Кому пришло в голову назвать парикмахерскую “Хочешь подраться?”.
– Это Майами. Здесь все делают, что хотят. Собственно, поэтому я и хотел за тобой присмотреть. А то тут разный бывает народ. Попадаются совсем бесноватые личности. С виду вроде приличные, серьезные люди, все семейные, все упорно работают, ходят в церковь. А потом приезжают сюда, и у них что-то в мозгах переклинивает. Получается, как в кино, когда у вроде бы нормальных людей вдруг отрастают рога и копыта. Пара дней в этом городе, и эти серьезные, приличные дядьки окапываются в мотелях в окружении пустых бутылок и голых девок, и предаются всяким нехорошим излишествам. Этот город – просто сосредоточие безумия. Когда эти психи на самолетах разрушили Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, знаешь, что говорили у нас тут, в Майами? Без наших там не обошлось. Не знаю уж каким образом, но без наших там не обошлось. Все маньяки и психи так или иначе причастны к Майами.
Мы с Дейвом садимся в кресла, и пока с нас соскабливают щетину, мы смотрим последний раунд боя Тайсона с Холмсом. На огромных экранах, установленных под потолком. Потом по просьбе Дейва нам ставят “Грохот в джунглях”, легендарный поединок Мохаммеда Али с Джорджем Форменом. Дейв глядит на экран, открыв рот, с такой неподдельной, по-детски восторженной радостью, что я уже не могу на него злиться. Это действительно очень приятно: наблюдать за человеком, который искренне радуется какому-нибудь пустяку. Но я все равно засыпаю. Мне тепло и уютно, и кресло такое удобное и мягкое.
Дейв трясет меня за плечо:
– Ну что, еще по одной? На посошок?
На следующий день, с утра пораньше, я еду в Церковь тяжеловооруженного Христа, которая располагается в самом бедном районе Майами-Бич, куда еще не добрались вездесущие миллиардеры. Буквально в трех кварталах отсюда высятся небоскребы: сплошная сталь и стекло. А тут, в непосредственной близости, только здание сгоревшего ресторана через дорогу и ряд пустующих обветшавших коттеджей с наглухо заколоченными ставнями. Ставлю машину без всяких проблем. Места хватает в избытке.
Над входом в церковь красуется фреска. Мастерски сделанное изображение Иисуса Христа, который выглядит… ну, как Иисус, только в руках у него – винтовка с непропорционально большим магазином. Само здание не представляет собой ничего особенного. Сборная “коробка”, прозаически прямоугольная и невзрачная. Какое-то все закопченное и неровно покрашенное. Такую церковь будет несложно прибрать к рукам. Дела у здешних святых отцов явно идут не особенно успешно. И вряд ли у них есть ретивые иждивенцы, готовые яростно защищать свою кормушку.
Дверь открывается. Пока все идет хорошо. Собственно, так и должно быть. Но когда я вхожу, мне сразу становится ясно, что здесь просто нечего красть. Две-три вазы с цветами. Две невысокие стопки псалтырей. Скамьи в пять рядов. Стало быть, максимальное число прихожан – человек шестьдесят.
Я направляюсь к двери, на которой висит табличка “Кабинет иерофанта”. Для того чтобы что-то продать, существует две основных тактики: ты продаешь (или создаешь видимость, что продаешь) очень задешево. Это действительно действенный аргумент, но есть еще одна хитрость. Ты настойчиво намекаешь потенциальному клиенту, что у тебя есть товар и получше. Нечто по-настоящему уникальное. Какой смысл называться “отцом” или же “преподобным”?! Это избитый прием. Как только ни изображают Иисуса Христа: с детьми, котятами, птицами, солнечными лучами, букетами роз. Но я ни разу не видел, чтобы Христа изображали с огнестрельным оружием в руках.
Все утро я думал о том, что, может быть, стоит провести предварительные изыскания, составить четкий и ясный план… но лень всегда побеждает. Зачем долго думать? Уже пора действовать. Давить и выкручивать руки. Иерофант моет окно. Оборачивается ко мне, вопросительно смотрит. Видимо, решает, что я турист, который заблудился и хочет спросить дорогу, или сотрудник муниципалитета, явившийся разбираться с вопросом о задолженности по коммунальным услугам. Но я ни тот, ни другой. Я – то самое выгодное приобретение, о котором мечтает любая церковь. Я тот, кто нуждается в наставлении на путь истинный. Потенциальный прихожанин.
– Мне надо поговорить о душе… о моей душе.
– Я сейчас занят, – отвечает иерофант.
– Но мне надо поговорить. Я совершил тяжкий грех…
Я многозначительно умолкаю, желая выдержать паузу, но иерофант реагирует мгновенно:
– Вы кого-то убили?
В его голосе – столько надежды, что сразу становится ясно: раскаявшийся убийца стоит номером первым в его списке желаний. Мне неприятно, что я был к этому не готов. В принципе, придумать несуществующий труп в некоей далекой стране – это не так уж и сложно, но внутренний голос подсказывает, что лучше не отступать от заранее заготовленной истории о темной бездне, что бередит мою душу и неудержимо влечет к себе.
– Нет, – говорю я и сразу же добавляю: – Пока нет. – Это нетрудно добавить. – Меня тянет в бездну. – И это не ложь.
– Как твое имя, сын мой?
