Полицейский у ворот проверил их пропуска и пропустил четырех бывших солдат, и когда они свернули налево к автостоянке, шум Кингз Роуд почти совсем исчез. Им предстояла короткая прогулка через пустую площадь к цели. На стоянке стояли несколько машин и пара армейских джипов, но за этим исключением дорога была свободной. Эдди показал на свой старый «ровер» и полез внутрь. На остальных произвела впечатления его машина, ведь они готовились к поездке на общественном транспорте. У Эдди всегда было офицерское мышление, и только его рабочее происхождение не давало ему идти вверх по служебной лестнице.
Фэррелл знал, что такое определение вызвало бы у Эдди смех. Тот верил в статус-кво и честность истеблишмента. Так что не было никакого смысла спорить с Эдди, пытаясь доказать ему, что если бы не все эти чопорные классовые предубеждения, он мог бы стать майором, или даже больше. Зачем это нужно? Эдди чувствовал себя вполне счастливым и не ощущал никакой несправедливости. Он занял свое место в табели о рангах и был им вполне доволен.
— Поторопитесь, ленивые животные, — прогремел его голос. — Или нам ничего не достанется.
Фэррелл посмотрел наверх и увидел седую голову в окне третьего этажа. Солнечный луч вдруг ударил в окно, и голова стала белой, как снег, как будто намазанной чем-то, и почему-то Биллу невольно пришло на ум сравнение с Барри, сражающимся в Атлантике, карабкающимся по покрытой нефтью горящей мачте. Он представил, как Барри барахтается под водой, потом в воображении возник Большой Барьерный Риф и Винс, убеждающий своего дядю, что акулы не заплывают за коралловую границу. Неудивительно, что Барри стал таким — еще бы, остаться наедине со смертью за тысячи миль от дома. Главное, что он вернулся. Потом Фэррелл увидел Боба Уэста, как тот покидает The Unity и идет домой. Боевой летчик делает из веревки петлю и стоит, не решаясь. Потом сильно и решительно отталкивает стул. Его ноги начинают болтаться в воздухе. Моча потечет по коже, вот уже тело под водой, и внезапно исчезает в пространстве и растворяется в каком-то другом кошмаре. Уэст с сияющим нимбом вокруг головы возносится на небеса, где христианский и мусульманский боги парят в космосе пытаясь приспособиться к новому мировому порядку. Но Уэст ещё молодой, и у него достаточно времени, чтобы разобраться в своих переживаниях. Фэррелл понимал, что свою голову другим не приставишь. Конечно, он может выслушать человека и высказать свое мнение, но решение в конце концов каждый принимает сам.
— Вот этот бар, — сказал ему Тед. — Все они здесь, экономят пенсию в обществе себе подобных. Это лучшее место для таких встреч. Когда мы были моложе, все вокруг были моложе, но теперь мы сами по себе. Когда заходишь в этот бар, остальной мир исчезает. Это все равно что попасть домой. Так что этот бар — для нас.
— И Дэйв Хорнинг там, — сказал Барри. — Пьяный уже, наверное Он не может пить столько, сколько Эдди, но по крайней мере может держать в руках кружку. В отличие от меня. Мне потом нужно слишком много времени, чтобы отойти. Не как раньше. Когда каждый следующий день может стать для тебя последним, лучше проснуться утром без головной боли.
— Заткнись ты, ничтожество, — ответил Тед. — Ты все такой же, каким я тебя впервые встретил. Ты всегда был старым.
Барри улыбнулся, потому что Тед был прав, в то время как сам Тед всегда был молодым. Фэррелл тоже улыбнулся, но думал о том, почему ему кажется такой знакомой фамилия Хорнинг. Он снова посмотрел наверх, но седая голова уже исчезла внутри; солнце больше не светило в окно, и оно стало серым, как обычно. Тут в его памяти всплыло новое имя, и он даже замедлил шаг, шокированный своим открытием. Того, кого они называли Хорнингом, он знал давным-давно, знал все эти годы. Потому что раньше его звали Манглером. Это был неожиданный поворот, и Фэррелл почувствовал почти дурноту.
Он снова вспомнил прибрежный песок и Манглера, выкрикивающего оскорбления в сторону немцев. Они долгое время жили и сражались бок о бок, но Манглер всегда держался обособленно. Он вспомнил, как тот пытался кастрировать штыком немецкого солдата. Это было так давно, что Фэрреллу пришлось как следует напрячь свою память, чтобы увидеть выражение лица немца. Он отлично видел всю сцену, но вместо лица несколько секунд был просто белый овал, но потом появилось и оно, полное ужаса. Увечье казалось хуже смерти. Бедняга Билли Уолш. Худшее, что может случиться мужиком, — когда тебе отстреливают яйца, или отрезают штыком. Война — настоящее безумие; Фэррелл заставил себя вспомнить, что пришел сюда просто выпить со старыми друзьями. Он не видел Манглера с тех пор, как демобилизовался. Хотя нет, он врет. Видел один раз.
Это был единственный армейский вечер, на котором он был, и Фэррелл ненавидел каждую его минуту. Его жена осталась дома, пытаясь забыть гиммлеровские ужасы, а он сидел за столом рядом с тремя идиотами, матерящими коммунистов и сокрушающимися о том, что Англия воевала не на той стороне. Он покраснел, вспомнив, как спорил с одним из них, и в конце концов вытащил его на улицу на стоянку. Все были пьяны, и их отсутствия никто не заместил. Фэррелл и сам тогда порядочно выпил, но боксерские навыки ре подвели его, он сбил с ног этого Дональда Смита, а потом еще пнул пару раз, чтобы убедиться, что он не скоро поднимется.
Фэррелл вернулся внутрь; все как раз пили за что-то. Смит остался снаружи, безуспешно пытаясь подняться, держась за стену, у него был сломан нос, и два зуба остались лежать на земле. Примерно через полчаса Фэррелл вышел снова и помог ему встать. Извинился и помог отряхнуться. Потом они пошли в туалет, чтобы Смит мог умыться. Они слишком много выпили. Фэррелл чувствовал себя так, будто все это сделал не он. Дурацкие разговоры обходятся дорого. Может быть, он погорячился, потому что слова Смита были всего лишь отражением растущей ненависти к коммунизму. Фэррелл объяснил ему, что произошло, и тот выглядел ошарашенным. Сказал Фэрреллу, что он правильно сделал, вступившись за свою жену и ударив его. Смит сказал, что забыл, что было несколько лет назад. Что он просто дурак, потому что видел все то же самое, что и Фэррелл. Они пожали друг другу руки и вернулись за столик. На следующее утро Фэррелла мучило похмелье, и жене прибилось принести ему завтрак в постель. Больше он никогда не ходил на армейские обеды.
Интересно, узнает ли его Манглер. Все-таки все они здорово постарели. Рок-н-ролл успел родиться и умереть, а они все еще живы. Если Манглер посмотрит на него, то не увидит молодого солдата, сражающегося в Европе; он увидит просто старика. Это было дикое время — тогда, в Европе. Он не знал, что сказать Манглеру. Хотя вряд ли нужно что-то говорить Жизнь ведь не повернешь вспять. Как там говорят священники? Рядом в жизни и в смерти. Что-то типа того.
— Вперед, не отставать, — скомандовал Эдди, и Тед, Барри и Билл следом за ним вошли и стали подниматься по лестнице.
— Левой, правой, левой, правой, — начал издеваться Тед.
Он всегда был шутом, высмеивал всякие традиции и уставы основу бытия Эдди.
— Ненавижу лестницы, — сказал Эдди. — Правое колено сейчас просто отвалится. Я же воздушный десантник, а не какой-нибудь скалолаз ебучий. Я привык прыгать на врагов прямо с неба.
