Глава 22 — Блицкриг
Эта клуша сидит рядом со мной и капает на мозги, битый час талдычит об одном и том же. В западном Берлине позднее утро, и англичане начинают собираться на главной улице неподалеку от отеля, в котором мы остановились. Сейчас нас здесь около шестидесяти, наверное. Мы сидим у баров за вынесенными на широкий тротуар белыми металлическими столиками. Яркое солнышко сияет на безоблачном небе, и все прекрасно. Путешествие закончено, все довольны. Наслаждаются видами и достопримечательностями. У этой женщины красивые светлые волосы, но она напоминает мне ведьму. Есть в ней что-то такое, не пойму, что именно. У нее ясные голубые глаза, и она не выглядит грязной, зато она постоянно говорит о каких-то ангелах-хранителях. Может быть, она из какой-нибудь религиозной секты. От таких лучше держаться подальше. Говорит, что она хорошая немка и ничего не знала о концлагерях. Что во время войны она была маленькой, но никогда не забудет того кошмара, который начался после отступления немецкой армии на Восточном Фронте.
Детство определило ее дальнейшую судьбу. Ее жизнь была несчастной, притом что ей еще повезло. Понимаю я это? Многие немцы ее возраста не пережили войну. Понимаю я, о чем она говорит? Что имеет в виду? Ей все помогали, заботились, ведь она была маленькой и ни в чем не повинной, она должна была жить. Я киваю, глядя на остальных парней. Они не замечают. Пьют свое пиво, им плевать. Плевать на безумную старуху, капающую Тому на мозги. На их месте я делал бы то же самое. Всегда находится какой-нибудь мудак, или мудачка, которым не с кем поговорить. Им нужен кто-то, кто бы выслушал их. Они хотят внимания.
Я смотрю в ее красивые голубые глаза и удивляюсь. У нее красивая фигура. Когда она наклоняется ближе, я чувствую запах шнапса. Сильный запах, но от него отдает фруктами. Клубникой, что ли. Я думаю, неужели эти белые зубы — еще ее собственные? Она спрашивает, знаю ли я, что русские сделали с немцами? Я отрицательно качаю головой. Дали пизды, наверное; но я не говорю этого вслух. Я вижу слезы на ее глазах, когда она начинает рассказывать, как тысячи простых немцев после отступления немецкой армии остались наедине с наводнившими их землю коммунистами. Говорит, что большевики были хуже животных. Ее голос дрожит. Они не щадили никого, они насиловали женщин, а потом убивали вместе с детьми. Русские грабили дома и истребляли беззащитных жителей, жгли целые деревни. Эта была настоящая резня. Земля почернела от крови. В этом не было никакой справедливости, потому что это были обычные люди, ни один ее знакомый не был членом Нацистской партии. Их уничтожали только за то, что они были немцами. В соответствии с коммунистическими принципами. Коммунисты были хуже диких зверей. Она ненавидит коммунистов, она рада, что Советский Союз распался.
Она опускает голову, и мне жаль ее, пожилую женщину, затерянную в огромном Берлине. Она продолжает рассказ, как ей, деревенской девчонке, жилось в городе, среди стекла и бетона. Среди серых офисов и Магазинов. Ее отец был крестьянином, все, чего он хотел, — мирно жить в своей деревне и выращивать овощи, а его отправили воевать далеко на Восток. Он погиб где-то под Сталинградом. Ее жизнь была очень простой, пока ей не пришлось искать себе убежище в Берлине. Если бы не Советы, она и сейчас жила бы в своей деревне, вышла бы замуж за какого-нибудь местного парня. У них были бы дети. Много светловолосых голубоглазых детишек, таких же, как их мать и отец. Но коммунисты разрушили все, ее отец остался лежать где-то, занесенный снегом, на радость волкам, и ее жизнь никогда уже не будет прежней.
Она поднимает глаза и говорит, что всегда хорошо относилась к британским, французским и американским солдатам. Выжить было нелегко, но невзгоды не сломили ее. Я чувствую скрытую гордость в ее голосе, ее глаза уже сухие. Наверное, она была красива, когда была молодой. Она опускает руку мне на колено и в первый раз улыбается. В голубых глазах мелькает искорка; похоже, это какой-то особый, издевательский юмор. Ее рука движется по направлению к моим яйцам, но вскоре останавливается. Я не знаю, что делать, как вести себя дальше. Она не отводит взгляд, ей не откажешь в женских чарах, и она знает, что делает. Она проводит ногтями в каких-то дюймах от моей промежности. Потом убирает ногти и просто гладит. Худшая вещь, которая сейчас может произойти, — это если у меня встанет. Здесь, на глазах у остальных. Блядь, это настоящий кошмар, и я решительно передергиваю плечами. Она кивает и убирает руки под стол — «я была хорошей девочкой для вас, британские парни, но теперь моя кожа в морщинах, и я вам больше не нужна».
Женщина серьезна и печальна, покачивается взад-вперед. Она понижает голос и бросает беглый взгляд на пьющих поблизости англичан, чтобы убедиться, что я один слышу ее. Говорит, что я даже представить не могу, какая паника охватила людей при приближении коммунистов. Это было истребление ни в чем не повинных людей, самый настоящий холокост. Сталин был чудовищем. Да, она знает, что Гитлер был чудовищем, все это знают сейчас, но как насчет Сталина? Оба они были чудовищами, оба никогда не жили в ее деревне и даже не знали о ее существовании, но вдвоем они разрушили ее жизнь и все, что у нее было. Русские не знали пощады — они были злыми, жестокими людьми, и в их сердцах не было места для жалости к простым немцам. Там были и женщины, они тоже сражались рядом с коммунистами. Здоровые деревенские бабы шли в бой рядом со своими мужиками. Нацисты заварили кашу, а потом убежали, спрятались в своих бункерах. Оставили простых людей платить по долгам партии. Гитлер даже не подумал эвакуировать ее семью. Ей повезло, она покинула деревню до прихода большевиков.
Она говорит еще тише. Она колеблется в нерешительности, потом продолжает. Ее спасли ангелы. Она правду говорит. Ангелы, спустившиеся с небес, чтобы помочь мирным немецким жителям. Многие немцы помнят этих ангелов. Волшебные создания, появившиеся на захваченной Советами земле. Ангелы провели людей сквозь вражеские полчища в безопасные места. Она помнит, как ангелы несли ее сквозь леса в сказочный город Берлин, где, как все надеялись, они будут в безопасности. Где тогда были мужчины, в чьей помощи они нуждались? Ангелы помогли ей добраться до Берлина, где она и все время с тех пор. Ее мать и брат погибли при бомбежке. Их обугленные изувеченные тела остались лежать на улице неподалеку от того места, где сейчас сидим мы, пьем пиво и наслаждаемся ярким солнцем. Все погибло. Но Бог был все-таки на ее стороне, и она хочет, чтобы я понял, что Бог помогал ей, потому что она была маленькой и ни в чем не виноватой.
Она видела, как строили Берлинскую Стену, и она видела, как ее сносили. Природа наградила ее красотой, так что она могла заработать себе на хлеб. А каково было некрасивым? Задумывался ли я когда-нибудь о том, каково было некрасивым женщинам, с покрытыми шрамами лицами и потерянными конечностями? Кому нужны калеки? Она быстро повзрослела, ей пришлось работать с тринадцати лет. Ей повезло, потому что солдатам нравились ее светлые волосы и голубые глаза, ее грудь и попка. Она смеется.
— Да, многим нравилась моя попка, как и все остальное. В основном это были французские парни, которым нравится этот способ. Я была красива, и они мечтали о моем теле. Я откладывала деньги, которые они платили мне, и однажды смогла купить себе жилье. Я работала в поте лица, чтобы построить новую жизнь. Моему брату было девять лет, когда он погиб. Матери — двадцать восемь, а отца убили в тридцать один. Я осталась совсем одна.
