«Внимание, внимание! Поезд „ДМБ-90 Осень“ отправляется со второго пути! Повторяю! Поезд „ДМБ-90“» — гундосил Паша Секс голосом громкоговорителя.
На Кицу надели фуражку — он изображал проводника, разносил чай на подносе и поздравлял пассажиров с дембелем. Гитлер и Бурый махали за занавеской желтыми березовыми ветками — это проносящийся за окном пейзаж.
Мы с Черепом лежали под койками на полу, грохоча по доскам чугунными гантелями — были ответственны за стук колес и чучуханье поезда.
Удивительно — никого из нас тогда не тронули. Не пнули, не пробили фанеру и не навешали фофанов. Выспаться, конечно, не дали, но под утро, когда самих уже разморило, угостили куревом с чаем и отправили в койки.
В целом же, те осенники, хоть и не давали нам житья, и получали мы от них часто, были как-то справедливее, что ли: Добрее, если так можно сказать: Человечнее, в общем:
В отличие от наших нынешних старых.
Мне не повезло — отстояв в штабе двое суток подряд посыльным, я расчитывал остаться еще и на эту ночь. Но после развода появляется Кица.
Лицо у него мрачное, хотя и видно, что он доволен заступлением в наряд.
После обеда посыпал вдруг густой снег, и, похоже, будет идти еще долго. Вот тебе и весна, блядь. Но провести ночь на плацу, со скребком в руках, намного лучше, чем в казарме. Особенно сегодня.
— Как там? — я снимаю с рук повязку и протягиваю ее Кице.
Мы курим в туалете на первом этаже штаба.
— Хуево, — Кица выпускает дым в зарешеченное стекло. — Соломон с Бородой вжэ бухые. Хытлеру пызды за шо-то вкатылы… У мэнэ усе забралы:
— Много? — желая выразить сочувствие, интересуюсь я.
У меня денег нет давно — на выдаваемые мне Родиной гроши сильно не разбежишься. Хорошие деньги — и потратить легко, и отберут если — не сильно жалко. Вот когда мама перевод прислала — целый четвертной, тогда обидно было. Только расписаться за получение и дали. Суки, все забрали. Не деньги жалко было — труда материного…
Пришлось написать домой, что денег хватает, и тратить их тут в лесу не на что…
Хохлам же переводы шлют часто, и посылки им приходят чуть не два раза в месяц.
При известной расторопности — а она у наших хохлов, особенно у Костюка, немалая, — можно даже что-то из полученного сохранить. Если посылка пришла не тебе — тоже есть шанс чем-нибудь разжиться.
Главное — твердость, быстрота реакций и наглость.
И, конечно, связи.
Выдаются посылки в штабе, в почтовом отделении. Ефрейтор Пичуль привозит их из районного центра Токсово, складывает в своей каморке и составляет список получателей. Затем начинает обзванивать дневальных казарм. Диктует им фамилии счастливцев и назначает время получения.
Долговязый и сутулый почтальон имеет пунктик на пунктуальности, как говорит о нем Кучер. Каждому получателю назначается свое время, с интервалом в пять минут, во избежание толчеи, если верить объяснению самого Пичуля.
Приди ты хотя бы на несколько минут раньше или позже указанного им срока, будешь или ждать своего времени, переминаясь у барьера, или униженно клянчить, объясняя причину задержки.
С почтальоном стараются не связываться и отношения не портить — мало ли что: Перестанет твоя любимая письма получать от тебя, или сама замолчит на месяцы… Ну его на хер…
Первый солдат приходит ровно в 16:00, расписывается в журнале, и в присутствии дежурного по части или его помощника посылка вскрывается.
Дежурный проверяет ее на наличие спиртного и других неразрешенных уставом вещей. Как правило, на носки и всевозможные «вшивники» внимание дежурного не распостраняется. Но у южан — а у нас служат несколько чурок и кавказцев — особо ретивые офицеры могут распотрошить, например, пачки с чаем в поисках наркоты.
И часто не без успеха.
За всем, конечно, им не углядеть, и всего не проверить.
Арсену анаша приходит в запаянных целлофановых пакетах, погруженных в банки с вишневым вареньем.
«Ай, хорошо!» — смеется маленький кабардинец, угощая косяком. «И пыхнуть можно, и на хавчик если пробъет — покушать есть! Умный у меня дядя, да?»
Спиртное, если имеется в посылке, изымается на месте.
Памятен единственный случай, когда присланный кому-то из хохлов отменный самогон, литра четыре, был вылит дежурным по части капитаном Потаповым в раковину умывальника. Пахло так хорошо и сильно, что даже из строевой и секретки вылезли, поводя носами, писаря и женщины-прапорщики.
Раковину эту еще полдня ходили нюхать все, кому не лень.
Каждый добавлял от себя лично что-нибудь новое в адрес дежурного.
«Ну, не мог я по-другому — Батя в дежурке находился, из Питера ему звонили!..» — оправдывался потом Потапов. Слушатели сочувственно кивали, улыбаясь. «Ну нельзя было иначе, неужели не ясно?!» — почти в отчаянии спасал свою репутацию капитан.
Обычно же спиртное изымается «на экспертизу», как говорит наш взводный. Воронцов настоял на введении в журнале выдачи посылок графы «командир подразделения». «В целях предотвращения хищений и злоупотреблений со стороны старослужащих», как объяснил он замкомандиру полка Геббельсу необходимость своего личного присутствия и контроля.
Тот, твердый борец с любой неуставщиной, легко согласился.
Эффект не заставил себя ждать. Старые действительно перестали кружить у почтового окна в день выдачи посылок.
Теперь первым расхищает и злоупотребляет сам взводный. Часто на пару с каким-нибудь лейтехой, помощником дежурного. Роются в солдатских посылках, ковыряются в них, потрошат: Бутылки, грелки, подозрительного вида банки — ничто не минует пристрастного ока.
В стране где на водку введены талоны, каждый грамм особенно ценен.
Вид у «экспертов» на следующий день обычно какой-то болезненный.
Главное при получении посылки тут же заныкать самое ценное — курево и часть жратвы.
Для этого лучше всего иметь знакомых среди штабных писарей — из строевой и секретной частей, из автомобильного управления и отдела ГСМ. За пару пачек чая, печенья или сигарет они с готовностью возьмут твой ящик на хранение. На худой конец можно попросить посыльного по штабу — а это всегда кто-нибудь из молодых нашего взвода — спрятать все до поры до времени где-нибудь в подвале.
Можно договориться и с самим почтальоном, но тот жадный, сука, и капризный. Выйдет дороже, да еще и упрашивать долго придется, унижаться.
Правда, однажды, еще в бытность во взводе Черепа, нам с ним пришлось обратиться к Пичулю, тогда еще не в конец оборзевшему и даже еще не ефрейтору.
Дело было под Новый год. Мы с Черепом в очередной раз тащили бачок с термосами в караулку. У глухих высоких ворот с «колючкой» поверху остановились, как и всегда, перекурить.
