— О господи, Филипп! — восклицает Челси, длинноногая рыжая бестия в короткой юбке, пригодной разве что для игры в теннис. Они с Филиппом долгие годы держат друг друга на длинном поводке. — Мы же не виделись с той тусовки на яхте! Ну, у того русского парня, неужели не помнишь? Господи, как же мы тогда надрались!
— Помню, — отвечает Филипп.
— Я тебе очень сочувствую, — щебечет Жанель, чье хорошенькое личико скрывается под слоем искусственного загара. Она девочка плотненькая, крепко сбитая, но на самом деле мужчины таких любят.
— Спасибо.
— Такой человек был хороший, — подхватывает Келли, платиновая блондинка с короткой игольчатой стрижкой и соблазнительной улыбкой. Ее легко представить пьяненькой, зазывно танцующей на биллиардном столе в общаге.
— Ну что, Филли, — говорит Челси. — Что поделывал все это время?
— Занимался автоматизацией процессов для одной звукозаписывающей компании.
— Круууто!
— Небольшая независимая компания, работаем исключительно под заказ, — скромно объясняет Филипп. — Производим эксклюзив. Ничего особо интересного. Крошки, помните моего брата Джада?
Все как одна поворачиваются ко мне и говорят «привет». Я тоже говорю «привет» и пытаюсь решить, с которой из них мне больше всего хочется переспать. Ответ — со всеми. Хочется выстроить их в рядок и как следует вставить. Они красивы, сексуальны, общительны, сговорчивы — как раз такие девчонки, к которым я и в былые времена подступиться боялся. А уж сейчас… Сейчас я в разводе и в нокауте… Разве такие девушки станут спать с неудачником?
— Ну, а вы что поделывали? — спрашивает Филипп, и в ответ раздается полуграмотный десятиминутный щебет, сопровождаемый хихиканьем и неизменным откидыванием челок. Любая реплика Филиппа вызывает у девиц новый приступ смеха, а Челси вообще смотрит ему в рот, ловит каждое его слово и, вместе со стулом, постепенно придвигается все ближе и ближе к Филиппу, пока наконец их ноги не соприкасаются — тесно, где-то в районе лодыжек. И тут возвращается Трейси, которая после ссоры с Филиппом большую часть дня где-то гуляла. Я вижу, как она входит в гостиную, цепким взглядом оценивает горячих красоток, претендующих на ее мужчину, и решительно пробирается к Филиппу через лабиринт белых стульев.
— Привет, малыш, — говорит она и улыбается. Сначала ему, потом девицам. Я впервые слышу, чтобы она обращалась к Филиппу «малыш», слово явно не ее и звучит из ее уст неестественно, как наспех придуманная ложь. — Как идут дела?
— Превосходно, — отвечает он. — Знакомься. Это мои школьные подруги.
— Мы и в колледже вместе были, — напоминает Челси с улыбкой.
— Точно. Мы с Челси и потом вместе учились.
— Мне очень нравится имя Челси, — говорит Трейси.
— Спасибо.
— А это Трейси. — Сейчас Филипп не добавляет «моя невеста», оставив Трейси вообще без определения. Мне это непроизнесенное слово режет слух.
Однако Трейси продолжает невозмутимо улыбаться. Меня охватывает восхищение и жалость. Впервые за эти дни. Она ведь умная женщина и подсознательно наверняка понимает, что с Филиппом у нее ничего не получится. Тем не менее она с достоинством пожимает девицам руки и повторяет их имена — прямо как на деловой встрече, чтобы запомнить собеседников. Девицы в свою очередь сверкают белоснежными улыбками и протягивают ей ладошки с наманикюренными коготками, которые поблескивают на солнце и взрезают воздух, словно лезвия бритвы.
20:15
— Длинный получился день, да? — говорит мне Линда. Она сидит на табурете у стола в центре кухни и разгадывает кроссворд из «Таймс», вглядываясь в мелкий газетный шрифт сквозь бифокальные очки.
— Я тут подумал, может, я снова за Хорри съезжу?
— И я подумала ровно о том же. — Ключи от машины скользят от Линды ко мне по гладкой мраморной поверхности стола. — Твою опять заперли.
— Спасибо.
Она снимает очки.
— Как он тебе? Как ты его находишь?
— Хорри? Не знаю. По-моему, все в порядке.
— Джад, не лукавь. Дипломат из тебя тот еще.
Я киваю. Задумываюсь.
— Мне кажется, он… злится. И разочарован.
— Он меня ненавидит.
— Ты не права, я уверен. Но он переживает, потому что в тридцать шесть лет живет с матерью. Это нездорово.
— Он сам нездоров.
— С виду все не так плохо.
— У него бывают приступы. Во сне он может описаться. Он все забывает, причем важные вещи. Запереть дверь, выключить плиту, сигарету перед сном потушить. Пару раз штаны не надел, так голым на улицу и вышел. А иногда он впадает в такое состояние, вроде транса: станет как вкопанный и в стенку уставится. Даже страшно подумать, что он будет жить один и часами смотреть в стенку, а рядом ни души, чтобы как-то вывести его из транса.
— Но с другой-то стороны, Линда, ему нужна независимость.
— На самом деле ему нужна женщина, — резко поправляет она. — Ты же помнишь, у него еще в юности всегда были подружки. Я всегда боялась, что он позвонит из колледжа и скажет, что обрюхатил какую-нибудь дуру. — Наклонившись ко мне, она понижает голос. — Ему непросто видеть нынешнюю Венди… замужем… с детьми…
— Я как-то не задумывался.
— Ты считаешь, что ты одинок и несчастен, Джад. Но мой мальчик даст тебе фору.
— Да, верно.
— Кстати, когда заедешь за ним, непременно зайди в магазин и поздоровайся с Пенелопой Мор.
В полном замешательстве я поднимаю глаза:
— Линда, ты не перестаешь меня удивлять.
Надев очки, она возвращается к кроссворду. И улыбается — едва заметно.
— У меня еще много чудес в запасе, — говорит она.
Глава 16
20:42
В бледной большеглазой Пенни всегда было что-то от маленькой девочки, и за годы, что мы не виделись, ее облик ничуть не изменился. Едва я вхожу, она, просияв, перемахивает через стойку и бросается меня обнимать. На Пенни джинсы и мужская рубашка, длинные темные волосы забраны в свободный хвост. Издали, с порога, я мог бы принять ее за совсем юную студентку, и лишь вблизи видно, что кожа под глазами уже не так свежа, а у губ наметились морщинки.
— Ну, привет, Джад Фоксман!
Оказывается, мои руки забыли, какая она худенькая, почти бесплотная. Или похудела?
— Привет, Пенни.
Она целует меня в щеку и делает шаг назад, чтобы мы могли друг друга рассмотреть.
— Мне жаль, что Морта больше нет, — говорит она.
— Да. Спасибо.
— Я тебя уже видела. На похоронах.
— Правда? А я тебя не заметил.
