Это создание должно было приземлиться в аэропорту в Малаге (около двадцати километров от нашей деревни) в половину второго ночи, и Лиззи собиралась встретить ее на еще не старом, полученном от Любовника Стэнли «Остине». Я хотел бы, между прочим, отметить, что машины, а также телефоны, — не знаю, почему, я не учил историю искусств, — в рассказах причиняют больше неудобств, чем в реальной жизни, так что, когда я узнал обстоятельства ее прибытия, мысли мои приняли следующее направление: если б не эта племянница, я мог бы ничего и не говорить о машине (хоть это, конечно, и нечестно), потому что припаркована она была всегда довольно далеко от дома, ее почти не было видно за деревьями, и ею практически не пользовались. Короче, вечером, перед приездом племянницы, часов в десять или в четверть одиннадцатого, я сказал Лиззи:
— Не знаю, чем ты собираешься заниматься, но я хочу забраться в свое гнездышко. Я смертельно устал.
(Я был ужасно измучен размышлениями о том, как втиснуть в рассказ эту племянницу и протянуть к ней связующие нити, и тому подобное.) Лиззи решила не ложиться, а провести время до отъезда в аэропорт в одном из бесчисленных шумных деревенских баров. Я быстро уснул, встал на следующее утро в пять часов, чтобы поставить Первую Ставку и натянуть как можно больше связующих нитей, чем я успешно и занимался часов до семи, пока не появились Айви и Билли, чтобы сообщить мне, что Лиззи, полупьяная, отъехав километров пять от деревни, со скоростью за восемьдесят километров в час, вылетела на неосвещаемую дорогу и врезалась в стенку; теперь она находится в Муниципальной Больнице Малаги со сломанной рукой, треснутыми коленными чашками и порезами, туда же попал молодой человек из деревни, которого она, Бог весть зачем, потащила с собой, и который получил перелом черепа, обеих ног, одной руки, при этом сильно обезобразив лицо, и за чью жизнь доктора не отвечают. От незастрахованного «Остина» практически ничего не осталось, и это была единственная приятная новость, потому что теперь уж какой-нибудь новый квартиросъемщик Лиззи — естественно, после создания Предварительной Схемы и натягивания достаточного количества связующих нитей — сможет написать рассказ, не натыкаясь на эту машину, конечно, все это при условии, что племянница, чье насильственное появление я хотел бы вам представить как образец Бессмысленного Факта, к тому времени уедет.
Между тем, вам будет наверняка приятно узнать, что наша племянница, «по понятным обстоятельствам» не встреченная в аэропорту, почти так же, как и молодой нидерландец Р. индонезийского происхождения на железнодорожном вокзале, была подхвачена агентами, рекламирующими гостиницы, и с триумфом, в открытом экипаже и так далее, все по тому же сценарию, за исключением финансовых потерь, которые были гораздо большими, если вспомнить о том, что аэропорт и центр Малаги (куда ее и доставили) разделяют семь с лишним километров. Впоследствии она только и делала, что жаловалась, но я считаю, что она вышла сухой из воды, потому что тот, кто разрушает рассказ Бессмысленным Фактом такого деструктивного характера, да еще и в момент, когда Предварительная Схема почти готова и большинство связующих нитей натянуты, как минимум заслуживает быть полностью обчищенной и обесчещенной сначала агентом, а потом и кучером. Позже я даже играл с этой мыслью — я имею в виду половое сношение, потому что было в ней что-то тупое и безличное, и так глупо она смеялась всем моим россказням, что, одаренная хорошей фигурой, она вызывала во мне вскармливаемую ненавистью жгучую похоть, со скуки я взвешивал возможность вскружить ей голову и затащить в постель. Но из-за Лиззи, которая тоже потом захочет получить свою порцию и с которой я согласился бы переспать только за очень большие деньги (да и то, наверное, получилось бы с неимоверным трудом), я отказался от своей затеи и решил, что выполнил свой долг тем, что посвятил ей, то есть племяннице, два или три сеанса ночного сольного секса, в процессе которого я представлял, что насилую ее и одновременно или предварительно, в наказание за Неосмысленный Факт хотя и не только по этой причине, но также ради собственного удовольствия, хорошенько избиваю. (На следующее утро она жаловалась на боль в спине и пояснице, что опять же докатывает связь между всем, что происходит вокруг, причем более тесную, чем люди обычно думают). Но из всего вышеизложенного можно заключить, что иногда бывает просто невезуха. И если бы хватало ума осознать, что с этим ничего, совершенно ничегошеньки нельзя поделать, то сколько нервных клеток можно было бы сохранить. Вот я хотел написать о двух котятах, которые жили здесь в порту, семи или восьми недель от роду, братик и сестричка, они прятались в скалах при приближении людей, но иногда спокойно спали, обнявшись лапками, на видимом, но недосягаемом для человека месте; жили ловлей крабов, креветок и тараканов, так вот одного из них вчера переехала машина, хоть плачь. «Жили-были у моря два котенка, братик и сестричка». Начать-то можно, но закончится ведь все равно по-другому. И я не удивлюсь, если это была машина из Финляндии, потому что верю, что все связано между собой, хотя наше существование и остается для нас темной тайной.
Через пару часов закончится июль, и, вероятно, с ним период, когда я мог «много и хорошо работать», более того, август обещает быть временем «довольно спорных расчетов»; потом все станет хорошо, так что в сентябре, после того как транзитный Уран сначала сойдется в шестиграннике с моим Марсом, а затем в треугольнике с Меркурием, «блеск интеллекта», «ошеломляющее своеобразие» и «необузданная энергия» мне гарантированы. Пока не забыл; петух — тот, с другой стороны, — слава Богу, пошел на закланье, потому что больше я его не слышу.
Но сколько наших желаний не претворяется в жизнь! Вот и моя давняя мечта есть каждый день одно и то же, которую я надеялся осуществить и Испании, не сбылась, потому что здесь, несмотря на все разнообразие, так же, как и на нидерландской земле, один сорт фруктов пропадает, другой появляется со сменой времени года, да и овощи меняются на сезона и сезон: вот и не получается, и должен просто смириться, может быть, на самом деле я все это время неосознанно искал Древо Жизни, между прочим, «двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой» и чьи листья способствуют «Исцелению народов».
[207]
Недели три тому назад я бросил в море две пустые бутылки из-под джипа, в одной из них записка на французском, в другой на английском, каждая содержит вкупе с описанием моих предпочтений и личных качеств просьбу о Новом Друге; ветер был сильный, в северном направлении, так что бутылки наверняка заплыли за буйки. Но ни одна из них по была найдена пляжным Мальчиком, лет 17–18, худощавым, но с широкими плечами, светло-русыми волосами и с наглым и одновременно грустным выражением лица, в рубашке цвета хаки и превосходно сидящих белых брюках, слегка поношенных, по еще приличных; который нашел бы письмо, прочел, перечитал, положил бы его на макушку, чтобы проверить искренность его содержания (такой у него «тест»), выучил его наизусть и съел, чтобы потом при первой возможности выехать в Алгесирас и ждать меня в вестибюле. И когда я вернусь с пляжа, портье скажет мне:
— Вас там ждет молодой человек, говорит, что ваш родственник.
