— Ничего, бывает… — улыбнулась 3оя, — дай-ка я тоже… — она опустилась на корточки, и, подобрав халат, обильно помочилась, выпустив газ. — Сама недавно каку уронила: дала анал одному хмырю с толстым членом… и самое обидное — не понял он моей жертвы. Без внимания отнесся. Он знал, что любовь — это игра, и знал, что я это знаю. Но почему б не сыграть? Или мы — плохие игроки? Зачем бояться? На этой сцене места хватит всем. Есть любовь и у статиста. Она и есть: среднестатистическая. Но нам-то, натурам тонким, такая любовь, естественно, не нужна. Нам нужно — с резью, с кровью, с бубенцами… А как же, если душа просит? Душе ж не откажешь, родимой… вот так и повелось на Руси: не верь, не бойся, не проси… хе-хе-хе…
Румбо никак не мог взять в толк, искренне она говорит, или стебётся, но уточнить постеснялся. 3оя продолжала оставаться энигмой, решение которой лежало вне языковых форм и матриц.
Он задержался у могилы, изголовье которой венчал вращающийся шар тёмно-рубинового стекла; невольно залюбовался.
— Чего вылупился? — в голосе 3ои неожиданно плеснуло презренье, — Пойдем… покажу кое-что…
Они прошли мимо белоснежной мраморной статуи.
— 3ой, это кто?
— Галина Буйко. Певица. Overdosed.
— Стильно…
— У неё отец был в авторитете… А вот гляди, нравится? — она показала овальное фото молодой женщины на массивной гранитной плите.
Женщина смотрела как бы искоса, с растормаживающей улыбкой. Румбо невольно вздрогнул. Где… где он видел её? Ёбаный боже, да это ж Марина… его Маринка! Как она попала сюда?!
— Ей размозжили голову.
— Кто? Когда? С какой стати?!..
— Здесь нет времени, Румбо… — 3оя колупнула ногтем ограду, — мы с тобой на Помойке Истории. Время здесь — не работает. Случилось ли это еще завтра — или только будет вчера, кто знает? Кто, когда и с какой стати — всё это станет тебе известно — но не ранее, чем придёт срок. У нас сейчас другая задача: вытравить тараканов из твоей головы. Желательно, всех до единого. Пойдем, покажу тебе могилу моего мужа.
— Ты, стало быть, вдова? Мои соболе…
— Не хами.
— А можно поинтересоваться, что с ним стало? — спросил после паузы Румбо, разглядывая плаксивое лицо молодого брюнета в очках… — Постой, это твой муж?!
— Да, а что?
— Я его знаю! Он наш клуб перекупил… под бизнес свой приспособил тихой сапой. И к тому же — инфицированный…
— Сам-то ты часом не инфицированный?
— Я? Я вообще уже мёртвый.
— Мёртвые не разгуливают по кладбищам. Не гадят, и не кормят мозгом насекомых.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты слышал. Мёртвые не разгуливают по кладбищам: они лежат в могилах. А если кто-то гуляет по кладбищу, его могила еще пуста. Наши с тобой могилы пусты, Румбо, и, если ты не против, я постараюсь максимально оттянуть срок возвращения.
— Я-то не против, я — за… но что надо делать?
— Что делать… я же тебе сказала: тараканов морить. Они питаются тобой, понимаешь? Отнимают твою силу, разрушают мозг, иссушают жизнь. День ото дня — потому это почти не заметно. Но когда заметишь, уже будет поздно.
— Да я согласен, но как это сделать? — кусал губы Румбо.
— Как сделать… ладно, не суетись… давай присядем на лавочку: здесь вроде чисто… На вот, пожуй, — она протянула ему газетный кулек.
— Семечки?! Надо же… благодарю, — опустил глаза Румбо. — Слушай, 3ой… мне бы одежду раздобыть какую: надоело голым шляться… к тому же холодно…
3оя пропустила эту жалобу мимо ушей.
Повисла длинная пауза.
— Странный вкус у этих семечек, — вымолвил, наконец, без особого энтузиазма Румбо, словно обязан был поддерживать беседу.
На самом деле, вкус у семечек был самый обычный. Но при раздавливании их зубами вспоминался почему-то Адлер еще советских времен. Портвейн в спорт-общаге. Драка с абхазами. Горячие початки с кислым пивом. Аэропорт под горой, весь в огнях — такой красивый вечерами.
И еще вспомнился разговор о гермафродитах. Мокрое шоссе на въезде в город. Автомобили на обочине. И они с Митей идут вдоль леса. В магазин, возможно? И Митя рассказывает ему об этом: что есть такие люди, которые рождаются с хуем и пиздой одновременно. А Румбо не верит ему, потому что слыхал о трансвеститах. О людях, которые операционным путем пришивают себе чужие гениталии.
Нет, трансвеститы — это другое, пояснил Митя, и вдруг стал паясничать, точно больной: рыча, сложил на груди руки; запрыгал тушканчиком. Совершенно белое лицо его при этом лоснилось от пота; глаза остекленели, и вздулась вена на лбу.
Подурив так, он застыл на какое-то время, вытянувшись по стойке смирно и бормоча невнятное, а затем вдруг с воплем: — Бортупле-е-ес!!! — бросился бежать с места, ударился головой о фонарный столб — и упал без сознания.
Митя потом сам не любил вспоминать об этом случае. Иначе Румбо давно бы расспросил его подробнее, насчет того, что он принял до этого.
Сам Митя, утверждал, что был трезв, и даже пива не пил. Но лузгал семечки… да, семечки. А потом крыша встала дыбом. Вставило незаметно, зато безвозвратно. И он уже был не Митя. Он уже был Харитоном. Харитоном С Сорванным Скафандром — ХССС, сокращенно.
Был еще ХБРИЖ — Харитон Без Рук И Жопы — и ХБГ: Харитон Без Глаза.
Эти три персонажа, будучи вместе, образовывали новую, на ступень выше стоящую фигуру — ХДВР, т. е. Харитона, Дающего В Рот. ХДВР при желании мог раздваиваться на Зинку-пелепёлку и Махмуда-молочника. Эти двое образовывали Тайный Плотский Союз (ТПС), который предполагал беззаветное служение трём божествам: Сабле, Кидабле, и Похоти. В пантеоне подземных богов им соответствовала так называемая Бешеная Троица: Водка, Молодка и Фистула. Считалось, что искренне поклоняющийся всем шестерым божествам послушник приобретает волевой импульс, который заставляет его преображать всё вокруг.
Но пришел Мессия и рек, что трем подземным и трем надземным божествам противостоит в смертельной схватке Кижма, Хозяин Равнин, и Бесстуломагнит — неподвижное зловонное существо с намагниченным анусом, страшное в своем неистовстве. Для борьбы с этими демонами Фистула соорудила мельницу, на которой Похоть смолола в муку Зинку-пелепёлку и Махмуда-молочника, а из муки этой испечено было тесто, а из теста — спечен пирог с человеческим мозгом. И верили люди, что сперма мужчины, съевшего такой пирог, обладает силой исцелять даже недавно умерших: надо только кончить им в рот…
…— Кончишь мне в рот? — подняла голову 3оя.
— Да… да… — судорожно кивнул Румбо (он смекнул теперь, что семечки были непростые, но поздно: уже подступало).
Хитрая сука высасывает из меня жизнь, подумалось ему.
Да… Да… ДА!!!
И глотает.
