А кто крайний в очереди?
Нет, не поставить вам меня в очередь, думал остатками мозга Румбо. Ни пронумеровать, ни зацепить, ни проконтролировать. Боль по сути не так и страшна, как предвкушается. Я буду учиться любить боль, но не как мазохист, а как Прометей. Иного выхода нет, и не предвидится. И если ты, брат Гаврила, запытаешь меня своей могилой до смерти, мне нечего будет противопоставить тебе, кроме своего упрямства, от которого в мирососедствующем свинарнике типа нашего часто бывают только проблемы.
…Осознание вернулось к Румбо, когда он понял.
При вращении Адского колеса центробежная сила прижимала его к стене с такой силой, что буквально выдавливала внутренности. А сейчас, например, одним из хаотичных конвульсивных подергиваний он добился поразительного результата: переместился вертикально вверх по вращающейся стене. Он висел на стене, приплющенный — а заветная скоба была так близко… Ему не хватило времени, чтобы собраться для серии резких перемещающих вверх рывков всем корпусом, пока работает центрифуга: потерял сознание, а когда очнулся, машина уже встала.
Машина встала.
Или нет?
Он уже не понимал этого.
Он продолжал бросаться на стену, надеясь, что она удержит его. Продолжал выбиваться из сил.
Некоторые подумают, что это и есть — реальное сумасшествие.
Когда не различаешь, где право, где лево.
Когда не понимаешь, бодрствуешь ты — или спишь.
Когда то, что сопротивляется в тебе смерти, угасает подобно нити накала перегоревшей лампочки.
А потом настала оглушающая тишина.
Мысли ушли.
Ушли — вместе с тараканами.
Он долго стоял, оглушенный этим известием, немой рассудком, с колотящимся от любви к своему сердцу дыханием.
…И тут снова начался спуск в Бездну.
Только на этот раз, взметнув удушливое облако праха, дно колодца полетело вниз с рвением скоростного лифта.
В нос рвануло разложившейся сыростью, кровь застучала у глотки, фосфорной кляксой стал удаляться свет, и высасывающая вонь Преисподней скрутила изодранные внутренности, превращая каждый вдох в конвульсию, а каждый выдох — в отчаянный крик.
Но Румбо остался спокоен: чему быть, тому не миновать!
Не так ли и предки наши завоёвывали новые земли?
А я исследую Адские глубины.
Я выживу, непременно выживу: ведь я удачлив.
Ну, а если суждено умереть, что ж: постараемся всё же оттянуть этот печальный момент.
Достойная смерть — есть подарок судьбы.
Выше голову! Расправить плечи!
И пусть подивятся моей стойкости демоны.
Пусть удавятся от зависти ангелы.
Я сольюсь с центром планеты: океаны и материки будут вращаться вокруг костей моих! Пусть проходит Вечность: мне по пути с ней! Пусть вся моя жизнь превратится в непрерывный всепобеждающий спуск в Бездну!
Да! Да! Да! Да!!!..
…О, да мы уже движемся обратно? Как маятник. И это — всё??..
— Это всё, чем хотел ты меня попугать, брат Гаврила? — с вызовом выкрикнул Румбо, запрокинув гудящую голову, — Ну, тогда, наверное, ты не заинтересован в том, чтобы я поскорее подох… Я еще вечность могу кататься на твоем подземном тарантасе! Смотреть на мои муки для тебя — наслаждение… Что ж, наслаждайся… согласен послужить тебе утехой! Вот мы уже почти наверху — включай теперь снова свою центрифугу: я выстою! Моя воля — сильнее смерти. Я верю, и знаю это. Никто и ничто не в силах противостоять ей. Ты можешь снова погрузить меня в свои канализационные бездны: Румбо умирает, но не сдается! И если ты не в силах понять это — ты обречен на вечные попытки сломать меня. Сизиф позавидовал бы тебе, ибо я буду всегда возвращаться, слышишь?
Гаврила снова пустил Адский лифт вниз: на Максимальной Скорости — на Максимальную Глубину — туда, где теряется Смысл.
Сделав это, он не смог побороть соблазн — и вдобавок включил центрифугу.
Румбо ощутил себя реактивным сверлом, буравящим плоть земную как пуля буравит голову.
Но замешательство не отразилось на лице его: он был по — прежнему горд и весел.
Он бросился на стену, едва не пытаясь встать на ней на карачки — во всяком случае, ему удалось развернуться лицом к отверстию — и рванулся по трубе вверх отчаянными бросками бьющегося в припадке шизофреника.
Потоки воздуха подхватывали его, перенося порою стразу на несколько метров. Его бросало головой и спиною о стены: он старался закрываться, группируясь и подставляя конечности. Ощущение напоминало уличную драку, когда ты упал, а несколько человек от души и слаженно пинают тело ногами.
Ощущение это было знакомо Румбо.
И не даром один битый стоит небитых двух.
По всему ясно теперь, что кроме Адского Лифта и Центрифуги Безумия у Гаврилы оружия нет. А то, что известно — уже не страшно… а центрифугу я теперь обращу на свою пользу!
Я буду перемещаться вверх по стене, пока эта падла вращается — а когда дно снова устремится вверх — я устремлюсь вверх вместе со стенами, к которым буду прижат…
…да…
…если только…
…если только он не выключит центрифугу до этого!!!
А если выключит — я отлипну от стен и полечу ко дну с чудовищной высоты!!!
Так вот к чему я приговорил себя, ёбаный бог!
Так вот в какое дерьмо ты решил окунуть меня, подлый Гаврило!
Но я успею — назло тебе — я всё равно успею! Прорвусь наверх, к заветным скобам!
И, прежде чем центрифуга остановится — я ухвачусь за них — и выброшусь наверх! На небо! К невесте-свободе!!
ДААА! ДААААААААА! АААА! АА! АААА! АААААА!!! ААА!!!! ААААААААААА!!
ДАААА!!! ДАААААААААААААА! ДАААААААААААААААААААААААААА!!
ААААААА! ААААА! ААА! ААА! АА!
…
АААА! АА!
АААА!!
…
ААА!!
…
А!!
…
Ожидание
…Какое-то затерявшееся во Вселенной мгновение он осознал, что стоит на твёрдой поверхности.
Над головой проплывали тучи.
Он ожидал освободиться на кладбище, но это произошло посреди города.
Ярко светило Солнце. Ощутимо воняло тухлой рыбой и еще какой-то химией. По видневшейся в щели между домами эстакаде проехала бетономешалка.
Перед ним, одетая как подмосковная шлюха, стояла 3оя, а он топтался голый — возле открытого канализационного люка.
3оя.
