— Это сущая правда, — поддержала ее мать, — я его перед самым вашим приходом мачакой кормила, можете в кастрюлю заглянуть!
— Прытко пела рыбка! — прорычал Маскареньо, закипая яростью. — Этого птенчика мы заберем с собой, — и заставил Давида подняться с пола. — Ну, Ротозей, пойдем, познакомишься с Санта Клаусом.
«Думаю, настал твой конец», — издевательски произнес внутренний голос. Услышав, как покатывается со смеху его бессмертная часть, Давид не сдержался и выкрикнул:
— Нет! Уходи прочь! — Потом бросился на пол: — Прочь из моей головы! — и принялся таскать себя за волосы.
Воцарилась полная тишина, в которой раздавалось только тяжелое сопение Давида. Наконец тетя обняла его и стала успокаивать:
— Тихо, тихо, мой мальчик.
— Это дьявол, тетя, у меня в голове дьявол!
— Мой племянник болен, — обернулась тетя Мария к Маскареньо. — Ему плохо!
Полицейский уже привык никому не верить, но все же не шелохнулся. Остальные также стояли, словно завороженные этим проявлением безумия. Воспользовавшись замешательством офицера, Нена перешла в наступление:
— Команданте, Давид никак не связан с делами моего брата, а кроме того, нездоров. Он всего лишь простой крестьянин, вы только посмотрите на его руки; говоря словами Атауальпы Юпанки, мозоли — вот его верительная грамота, и он продлевает ее дважды в год.
— Хватит мне голову морочить! — оборвал ее полицейский. — Где находится Грегорио Палафокс Валенсуэла?
— Я прогнал его из дома, — ответил дядя, — потому что не согласен с их идеологией.
Маскареньо посмотрел на него с нескрываемым недоверием и, казалось, вот-вот ударит, но в это мгновение Джонленнон длинно пукнул, отчего стоящие рядом с ним полицейские рассмеялись. Один из агентов, который последним слез с крыши, приблизился к начальнику и шепотом сказал, что живет в этом районе, знает в лицо всех членов семьи и Давид действительно не Чато. Начальник сердито взглянул на него:
— Я не просил вас давать разъяснения! — Вид у него вдруг стал очень усталым. — Пошли отсюда, — приказал он. — Лейтенант, выводите «драконов»!
Когда обитатели дома решили, что вроде бы все уже позади, Маскареньо напоследок поддал Давиду спереди коленом, и тот, скрючившись от боли, покатился по полу.
— Будешь знать, как ломать комедию, Ротозей! Начальник подошел к Грегорио.
— В следующий раз я арестую вас, и тогда вам придется отвечать за проделки вашего сына!
Они ушли, оставив дверь открытой, и в доме воцарилась гнетущая тишина.
— Вот гадство! — пробормотал Грегорио. — И все из-за этого засранца!
Давид поднял голову и посмотрел в окно; луна была похожа на золотую монету.
Глава 3
Он не стал раздеваться, только стянул свои ковбойские сапоги. Джонленнон, спящий на соседней кровати, в очередной раз громко испустил кишечные газы. Внутренний голос твердил ему, что, совершив убийство, он заклеймил себя на всю жизнь, что память о Рохелио будет преследовать его вечно. Давид чувствовал себя совершенно разбитым. Он вспоминал снова и снова, как в зверином порыве спасти свою жизнь нащупывал невидимый камень. Несколько минут назад двоюродная сестра помогла ему подняться с пола, пока дядя Грегорио с горечью бранил Чато:
— Чтобы я о нем и слова не слышал в этом доме! — кричал он. — Понятно вам? Для меня он мертвый и в могилу закопанный!
— Да успокойся ты, старый!
— Папа, этого нельзя так оставлять, надо подать на них в суд!
— На кого подать в суд? На полицию?
— Конечно! — настаивала Мария Фернанда. — Пойми, нарушены наши гражданские права, мы не можем терпеть подобный произвол, иначе они из нас станут веревки вить!
Они сидели в гостиной. Грегорио совсем сник.
— Обязательно надо подать на них в суд, — настаивала Нена. — Мы находимся под защитой Конституции!
— Безнадежно судиться с полицией!
— Это еще почему? С какой стати мы должны позволять полицейским и остальной своре нарушать законы? Только подумайте, к какому разгулу насилия это может привести!
Тут тетя вспомнила о Давиде, который молча сидел, уставившись печальными глазами на книжные полки.
— Как ты себя чувствуешь?
— Голова болит.
— Нена, дай ему таблетку аспирина, пусть умоется и ложится спать на кровати Чато. Бедняжка, ему-то ни за что досталось!
Спальня была очень большая. Джонленнон уснул беспробудным сном.
— Я сейчас вернусь, — сказала Нена. — Помнишь, где ванная комната?
Давид кивнул, а когда сестра вышла, чуть не заплакал; ему нельзя здесь оставаться, надо уносить ноги, не дожидаясь рассвета. Его все больше привлекала идея отправиться на заработки в США, но он понятия не имел, как добраться до страны, о которой столько слышал от друзей.
Такая ли на самом деле Калифорния, как ему описывали? Может быть, у них действительно пива хоть залейся и женщины ходят по улице почти голые? А вот броненосцы там водятся, сосны растут? Сумеет ли он найти работу на лесопилке? Давид углубился в размышления о возможности трудоустройства, когда в спальню вошла Нена и бросила ему пузырек с бальзамом.
— Смажь этим ушибленные места! — Потом подошла к кровати Джонленнона, поправила сброшенное им во сне одеяло и присела с краешку, чтобы поболтать. — Ну как, тебе больше не удавалось убить оленя?
— Нет, их почти не осталось, истребили гомеросы и партизаны.
— А почему ты решил поехать на заработки?
— Так просто.
— У тебя болит? — Да.
— Вот сволочи, мне даже смотреть больно было, честное слово, но ничего, мы на них в суд подадим, вот увидишь!
— Нена, зачем им нужен Чато?
— Похоже, юноше захотелось сильных ощущений, вот он и подался в партизаны.
— Он что, в людей стреляет?
— Мне кажется, у него просто крыша немного поехала; папа говорит, что Чато вернется, когда с голодухи припрет, но пускать ли его в дом, он еще посмотрит.
— Хоть бы ничего с ним не случилось!
— Ничего с ним не случится; сейчас мода такая, в партизанах ходить, а то модно, знаешь, что душе угодно.
Нена посмотрела на свои наручные часы.
— Ну ладно, ты ложись, а у меня завтра ужасный день — экзамен по математике, а я ничегошеньки не знаю! Если подумать, насколько тебе жить легче, не имея на шее учебы! Только попробуй вообразить этот ужас: экзамен по математике, в субботу, в восемь утра! — Она направилась к двери.
— Нена!
— Что?
— Зачем ты надела этот пакет себе на голову? Мария Фернанда опять покраснела.
