Могли бы мы выиграть? Да ни за что на свете. Но никто, принимавший участие в турнире, пережитого не забудет, – и именно, это почти произошло, по разным причинам. К третьему дню (а может, это был четвертый?) я потерял всяческий контроль над репортажем. В какой-то момент, когда Блур взбесился и пропал на тридцать часов, мне пришлось выудить в единственном на острове ночном клубе какого-то наркомана и навязать ему должность «специального наблюдателя» от Playboy. Последний день турнира он провел на борту «Танцовщицы солнца», нюхая кокс и заплетающимся языком заговаривая зубы Норту, пока бедный Оливер отчаянно силился сохранить свое преимущество в одну рыбину над маниакальной командой Хогена на «Счастливой находке».
Вечер четверга определенно стал переломным моментом. Хрупкое взаимопонимание, какого я и Блур достигли с организаторами турнира, основательно пошатнулось за три дня все более странных выходок, а наше антисоциальное поведение на большой вечеринке «Страйкер» в баре на пляже Пунта Моренья, очевидно, показалось им неприемлемым. К ночи почти все там были пьяны в хлам, и в любой момент мог вспыхнуть скандал. Серьезные рыбаки (по большей части преуспевающие бизнесмены из Флориды) рявкали и огрызались друг на друга, как уличные бойцы в Гарлеме накануне долгожданной разборки между бандами:
– Задница ты жирная! Ты и бочкой бы рыбу не поймал!
– Промой свой грязный рот, малявка: ты только что на мою жену наехал!
– Чью жену, жирдяй? Держи свои поганые руки при себе!
– Где гребаный официант? Эй! Эй!!! Сюда! Тащи мне еще выпить! *
– Давай я так тебе скажу, дружище. Как насчет, мать ее, дуэли один на один? Только ты и я, а? На штуку баксов? Ну как тебе, а?
По пляжу слонялись люди с тарелками холодных макарон в креветочном соусе. Время от времени кто-нибудь вытаскивал из аквариума в патио гигантскую черепаху и совал ее под нос осоловелому соседу, дурацки гоготал и старался удержать рептилию, которая отчаянно била зелеными лапами воздух, окатывая брызгами плохо пахнувшей черепашьей воды всех в радиусе десяти футов…
– Ха, познакомься с моей подружкой! Она ох как твой перец обработает. Ты как, готов?
* * *
Нагрузившись кислотой, в такое место лучше не являться. Стараясь вписаться в окружение, мы много пили, но наркотик явно нас выделял. Блур подсел на мысль, что мы попали на сборище пьяных стяжателей, которые собираются превратить Козумель в «мексиканский Майами-Бич». Отчасти верно, но свои соображения он излагал с таким жаром, что выводил из себя собеседников в любом разговоре, в какой бы ни вклинивался. В какой-то момент я слышал, как он орет на управляющего отеля, где остановился:
– Вы просто свора гребаных, обезьяножрущих подонков! Столько хрени про туризм и развитие! Вам что, тут еще один Аспен нужен?
Управляющий смотрел озадаченно.
– Что такое Аспен? О чем вы?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я, гнида! – орал Блур. -Я про грязные бетонные отели, которые вы строите по всему побережью, про гребаные киоски с хот-догами и…
Поспешив в патио, я схватил его за плечо.
– Не обращайте на Йейла внимания, – вмешался я, стараясь хоть одним глазом сфокусироваться на том, с кем он разговаривал. – Он пока не привык к такой высоте над уровнем моря.
Я постарался улыбнуться, но чувствовал, что без толку похоже получились только гримаса нарка, безумный взгляд и подергивание. Я слышал собственный голос, но ни черта в словах не понимал.
– Треклятые игуаны по всей дороге… в тупике пришлось развернуться на сто восемьдесят… Йейл схватился за аварийный тормоз, когда увидел столько ящериц, просто рычаг вы-, рвал… Слава богу, резина у нас была от снегохода. Мы же тут на пяти тысячах футах, сами понимаете, давление у вас тут маленькое, но там, у моря, такое впечатление, что мозги тебе тисками выжимают… Никуда от этого не денешься, даже думать не можешь…
Никто не улыбался. Я заговаривался, а Блур все еще вопил про «насилие над природой». Бросив его, я пошел в бар.
– Мы уезжаем, – сказал я бармену. – Нам нужен с собой
лед.
Бармен дал мне фирменный стакан пепси-колы с тающими осколками.
– Слишком мало.
Он набрал еще стакан. По-английски он не говорил, но я кое-как понял, что он пытается сказать: у них нет посудины для такого количества льда, как мне нужно, да и вообще лед кончается.
К этому моменту голова у меня пульсировала мучительной болью. Я едва мог сосредоточиться на его лице. Поэтому, чем спорить, вышел, загнал «сафари» через купу деревьев в патио и, припарковавшись перед самым баром, знаком показал изумленному бармену, чтобы забил мне заднее сиденье льдом.
Народ со «Страйкер» ужаснулся.
– Псих гребаный! – крикнул кто-то. – Ты деревьев пятнадцать снес!
Я кивнул, но слова до меня не дошли. Думать я мог только про лед – про то, как чашку за чашкой бросаю его на заднее сиденье. К тому времени кислота угробила мое зрение настолько, что один глаз у меня косил, а перед другим вообще все плыло… а еще у меня было четыре руки…
Бармен не врал: чан для льда с логотипом «Пунта Моренья» был почти пуст Я соскреб несколько чашек со дна^под гневные проклятия Блура где-то у меня за спиной), потом перемахнул стойку и за руль джипа.
Никто как будто не заметил, поэтому я взревел мотором и стал давить на гудок, пока медленно полз на передней передаче через покореженные деревья и кусты. Вдруг на заднее сиденье ко мне полез Блур, вопя:
– Шевелись, чтоб тебя, по газам!
Я дал по газам, и юзом нас вынесло с песчаной парковки.
Через полчаса гонки на полной скорости через весь остров мы вкатили на стоянку как будто бы ночного клуба. Блур немного успокоился, но все еще был под кайфом, когда мы резко затормозили в пяти футах от входа. Снаружи гремела музыка.
– Надо подзаправиться, – сказал я. – Мне язык словно игуана жевала.
Блур вышел из машины.
– Пойду проверю, что за место, не глуши мотор.
Он исчез за дверью, а я откинулся на спинку сиденья и стал пялиться в обезумевшее от звезд небо. Казалось, оно всего в шести футах у меня над головой. Или, может, в шестидесяти, или в шестистах. Наверняка я не знал, впрочем, и значения это не имело, потому что теперь я был убежден, что сижу в кабине «Боинга 727», среди ночи заходящего на посадку над Лос-Анджелесом. Господи, думал я, да меня просто на части рвет! Где же я? Мы вверх летим или вниз? В глубине души я знал, что сижу в джипе на стоянке возле ночного клуба на острове у побережья Мексики, но как можно быть уверенным, если мой мозг явно убежден, что я смотрю из кабины «727» на огни Лос-Анджелеса? А может, это Млечный путь? Или бульвар Сансет? Орион или отель «Беверли-Хиллс»?
Да кому какое дело? Хорошо лежать и смотреть то ли вверх, то ли вниз. Ветер приятно холодит, тело отдыхает.
