К: И прекрасно понимал, что мы с тобой тут заодно. Э: Без вопросов, Герб, я никогда намеренно тебя бы не подставил.
К: Ну да. Так вот, когда мы разговаривали, ты знал, что я собираюсь сделать, знал, что собираюсь собрать капусту на это дело. Это было гуманно.
Э: Это был фонд защиты.
К: Чтобы поддержать семью. А теперь я нервничаю, и заковыка с О’Брайеном в том, что он сказал, что разворачивается большая кампания по привлечению к суду всех юристов, включая нас с тобой, и я был слегка в шоке, и, наверное, мне от тебя, Джон, надо было услышать, что это не так.
Э: Про попытки на тебя нацелиться я вообще ничего не знаю. Я бы сказал, они пытаются добраться до меня, собрать доказательства. Понимаешь, Дину сказали, что он поблажки не получит, если они не смогут подтвердить нашу с Хальдеманом вину.
К: Господи Боже, а нельзя просто объяснить, что это пожертвования и ничего больше?
Э: Ага, но сомневаюсь, что я тебе когда-нибудь говорил, что всегда действовал исходя из того, что Дин меня прикрывает.
К: Вполне логично. Э: Вот именно.
К: И ничего противозаконного тут нет. Э: Понимаешь, он свой юрист.
К: Вот именно, и я просто не могу поверить. Ведь вы с Бобом и президентом слишком добрые друзья, чтобы поставить меня в такое положение, где я бы рисковал моей семьей. Это просто невероятно, немыслимо. Теперь я просто… Теперь, если Силвер меня спросит, я расскажу ему все как есть.
Э: Да, только я не стал бы впутывать президента.
К: Конечно нет.
Э: Но в будущем, пожалуй, если представится возможность, я буду напирать на то, что мы никоим образом не контролировали и что все были согласны, что ты не будешь на побегушках у комитета.
К: И, конечно же, я действовал исключительна согласно распоряжениям, сам понимаешь, по инструкции, и если ты считаешь, что это достаточно важно, и если ты уверен, что это вообще уместно, я за задание возьмусь, потому что всегда так делаю и делал. И вы с Бобом, и президент это знаете.
Э: Да-да, в том, что касается молчания, мы, думаю, оба полагались исключительно на Дина.
К: Нуда.
Э: Я сам решений не принимал.
К: Да. Да.
Э.: И, уверен, Боб тоже.
К.: Нет, конечно. Просто у меня такое чувство… Джон, ну не знаю… Не слишком ли слабая это соломинка? Э: Кто? Дин?
К: Нет, я про то, что они все равно скажут, мол, Герб, ты не мог не знать.
Э: Ну, не знаю. Откуда? Ты же справок не наводил.
К: Никогда. А спрашивал только у тебя, после того как поговорил с Джоном Дином.
Э: И обнаружил, что не так-то и много мне известно.
К: Ты сказал, мне нужно кое-что сделать и…
Э: Да, и тебе известно, что сказал я так не из личной обиды, а на основании того, что мне представили.
К: Ага, а потому… чтобы создать фонд защиты и позаботиться о семьях тех парней, которые тогда были.
Э: Нуждались.
К: Не были признаны ни виновными, ни невиновными.
Э: И, главное, не стараться ни к чему их побуждать. К: Никто никогда и не старался, совершенно верно.
Э: О’кей.
К: Можем завтра повидаться, перед тем как я пойду на слушанья в два?
Э: Если хочешь. Но тебя спросят.
К: Спросят?
Э: Конечно.
К: Тогда, может, не надо.
Э: Тебя спросят, с кем ты говорил о том, что придется давать показания, и мне бы очень хотелось, чтобы ты сказал, что разговаривал со мной в Калифорнии, потому что в то время я расследовал там то дело для президента.
К: Но не сейчас?
Э: Я не прошу тебя лгать.
К: Знаю, что нет.
Э: Но суть в том…
К: Но показания в Калифорнии.
Э: Суть в том. Ну, нет, насколько тебе помнятся факты и так далее.
К: Да. Согласен.
Э.: Понимаешь, думаю, нехорошо, чтобы нас видели вместе, но в какой-то момент мне придется сказать, что я разговаривал об этом деле с О’Брайеном, Дином, Магрудером, Митчеллом, с тобой и еще с уймой людей.
К.: Да.
Э: Поэтому расхождений не будет.
К: Как, по-твоему, я правильно сделал, что позвонил? Ты уверен, как тогда, когда мы там были, что никакой вины нет?
Э:Да.
К: И волноваться не о чем?
Э: Говорю тебе, Герб, судя по тому, что я слышал, они не на тебя нацелились.
К: Есть, сэр.
Э: По всему, что я слышал.
К: Сам понимаешь, Барбара.
Э: Они нацелились на меня и на Боба.
К: Господи милосердный. Ладно, Джон, будет совершенно ясно, что никакого покрывательства нет. Все делалось исключительно из гуманных соображений, и я просто хочу… когда я с тобой говорил, просто хотел, чтобы ты меня успокоил, мол, на этом фронте у нас все в порядке.
Э: На этом фронте.
К: Двигаться вперед.
Э: Это было необходимо.
К: Так оно и есть.
Э: Да, о’кей. Спасибо, Герб, пока.
17:00 понедельник, 30 июля
Зал заседаний
Старое здание сената
* Вступительное заявление Хальдемана
– Ужасная жара от телесофитов, развернутых к прессе и галерке. Лай (звуки как с псарни) в комнате для прессы, когда появляется Хальдеман. По телевизору не слышно, зато в коридоре даже очень.
«Никогда я не утверждал (голосом обиженного суперскаута), что питаю полное доверие к Дину, как питал его в то время президент…»
Стрижка ежиком Хальдемана в духе 1951-го смотрится в этом зале неуместно, даже странно, также странно, как бородатый сенатор в 1951-м. Или ниггер в студенческом братстве Бета-Тета-Фи в конце сороковых.
Голова Хальдемана на экране выглядит так, словно его огрели граблями.
Тоска зеленая, пока Хальдеман все бормочет и бормочет. В критических моментах его версия различается с показаниями Дина… тут определенное лжесвидетельство… кто из них лжет?
* * *
«Если последняя речь [15 августа] не даст нужных президенту результатов, он сделает то, к чему уже пришел. Пустит в ход все грозные ресурсы своей должности. „Сеять раздор“ – еще мягкое выражение для предсказуемых последствий».
Джо Олсоп. Washington Post, 17 августа, 1973
«Недвусмысленное предостережение: мистер Никсон уже не собирается смывать с себя пятно Уотергейта, поскольку не может. Если демократы не позволят ему вернуться к обязанностям президента, но продолжат то, что один из высокопоставленных помощников президента назвал „вендеттой“, следующим его шагом будет полномасштабное возмездие».
