Я сразу же понял, что произошло, и остановился. Если бы мне оставили хоть сантиметр, я бы проехал. Ну, пару сантиметров... Но именно их и не хватило: отстающий бортик снес мне всю бочину. Хромированная полоса на моем грузовике шла через весь борт от самых передних фар, и теперь прямо над ней по всей длине красовался темный рубец. Я смотрел на него и думал: «Ну и что стряслось? Вроде ничего страшного». Больше я ничего не разбил. Никто не пострадал. Я посмотрел на темный рубец еще раз и только тут понял, что этот долбанный бортик пропорол мой грузовик по всей длине, как консервный нож банку сардин: разрез шириной в шесть сантиметров, с идеально ровными краями. Теперь оставалось сделать такой же на другом борту, и люди бы точно думали, что грузовики «Шевроле» только так и выглядят.
Я подумал: вот фигня-то! Но никто ничего не заметил. Ни шума, ни аварии. Подумаешь, царапина. Ну, урок жизни. Царапина казалась такой ровной, что на какое-то время я свято поверил, что все сойдет мне с рук. Однако в глубине души я знал, что дело обстоит много хуже.
Я зашел в забегаловку через дорогу, взял кофе и пиво, сел и задумался. Ну и что мне теперь делать..? Сказать кому-нибудь? Свой грузовик я припарковал подальше, ободранной стороной к забору, так что имелось время поразмыслить над ситуацией.
В конторе я подозвал менеджера по запчастям.
- Хэнк, пойди сюда. Покажу кое-что.
Хэнк был моим хорошим другом, помимо прочего. Мы вышли на палящее полуденное солнце, и я добавил:
- Ты только не волнуйся. Покажу тебе одну вещь, не знаю сам, что с ней делать - мне нужен твой совет.
Мы обошли грузовик со стороны забора. Хэнк вроде как ничего и не заметил.
- Ну и что теперь делать? - спросил я.
И он ответил:
- Надо сказать мистеру Куку.
Что ж, так оно по совести, подумал я. Как раз подходило время ланча. Хэнк позвонил и попросил мистера Кука, но того не оказалось на месте, слава тебе Господи, таким образом мне выпадал еще час или около того. У меня прямо крыша ехала по поводу этого грузовика. Что-то должно было обязательно произойти.
Мы стояли как раз напротив главного почтамта Луисвилля, и я подумал - ага, вот оно! Только бы вербовочный пункт еще не закрылся! Всего-то и надо, что зайти и записаться добровольцем в армию, как многие мои приятели давно уже сделали. Но оказалось, что записаться-то можно, но потом придется еще ждать шесть месяцев. Проклятье, время уходит, ничего не остается, кроме как ровно в 13:10 предстать перед Элмондом Куком.
Тогда я рванулся к соседней двери, за которой располагался офис ВВС. Так получилось, что он располагался прямо за соседней дверью. Я заполнил тест, предлагаемый будущим пилотам. Результат составлял 97%. На самом деле я вовсе не собирался туда идти, но сказал, что мечтаю управлять реактивными самолетами; и мне ответили, что это вполне реально с таким-то результатом теста. И я спросил:
- И когда же... когда ехать?
Сидевший за столом офицер произнес:
- Очень хорошо. Обычно процедура занимает несколько дней, но ты можешь трогаться в путь уже в понедельник утром.
Трогаться предлагалось в летную школу, расположенную на военно-воздушной базе Локлэнд, что в Сан-Антонио, Техас.
Помню, тогда я подумал: «Ну вот оно. Вырвался».
Вернувшись, я извинился перед Элмондом Куком, прилюдно признавшись, что оказался не в состоянии водить грузовик.
* * *
И где только мой старый друг Пол Хорнунг, где он теперь, когда он так нам нужен? Пол был лучшим квотербеком своего времени: он входил в число лучших игроков в американский футбол штата в школе «Флагетт» в Луисвилле, в число лучших игроков Америки, когда выступал за «Нотр-Дам», в число лучших профессиональных футболистов, когда играл в «Грин Бэй Пэкерс». Он был здоровенным, привлекательным парнем из Вест-Энда Луисвилля, известной родины спортивных талантов. Так, именно тут вырос задиристый юный боксер с удивительно быстрыми руками по имени Кассиус Клей, который стал даже еще более знаменитым, чем Хорнунг.
Это он, мой старый друг Мохаммед Али, Чемпион Мира в Тяжелом Весе. Как-то раз он и меня отколошматил, без особых на то причин. Домой меня тогда подвозил Пол Хорнунг, просто потому что тащить мое тело кроме него было некому. Да, сэр, такие вот ребята топтали эту землю в свое время. Отпускали они шуточки и похлеще, время от времени. Они были...
Ох, мать вашу, что-то мне совсем хреново стало. Убери от меня свои грабли, Харольд! Что это на тебя нашло? Ну ладно. Ты - начальник. Делай все, что угодно, но только не трогай моих животных! Это единственное, о чем я прошу.
Да, о, да! Ради Христа, не прикасайся к ним. Они - божьи создания, совсем как ты и я. О Боже, какая боль повсюду...
- Нагнись хорошенько, сладкий ты мой, - сказал он. - Я собираюсь запустить этого Угря тебе в задницу, так что лучше расслабься.
Хо-хо, фига же себе! Да, мы в самом деле не шутили, когда собирались запускать морских угрей в отверстия человеческого тела. А ведь некоторые из них достигают трех метров в длину! Все делалось помимо их воли, так что можно расценить происходящее как своего рода изнасилование.
Ууух! Ребята, как насчет небольшого перерыва? Как насчет Музыки? Отлично. На ней стоим, так что послушайте немного про Музыку:
Я - непризнанный Музыкант, который так крепко застрял в этом проклятущем писательском ремесле, что уже никогда не вернется обратно - хотя, кто знает, может, однажды я окажусь на удивление в одиночестве, в потайной комнате, корпящим над пишущей машинкой и пытающимся сочинить песню. Отчего, кто знает? Может, просто спеть чего захотелось - так что жму на клавиши.
Эти быстрые электрические клавиши - мой Инструмент, моя губная гармошка, мой студийный микрофон RCA, мой прекрасный сопрано-саксофон, в конце-то концов. Это - моя музыка, и, хорошо это или плохо, но иногда, ночами, она заставляет меня чувствовать себя богом. Veni, Vidi, Vici... Вот, где начинается веселье... Да, Кеннет, это и есть твоя частота. Здесь живут снежные леопарды.
«Гении по всему миру держутся друг друга, и как только добивается признания один, за ним уже подтягивается вся орава...»
Так однажды сказал Герман Мелвилл, и мне сразу пришло в голову, что это чистая правда. Однако, я и не догадывался, на что это похоже по ощущениям, пока не испытал нечто подобное на собственной шкуре, и мне это всегда придавало наглости...
Так что можно смело сказать, что некоторые из моих работ (а то и все подряд) появились на свет именно из-за той фрустрации, что мне не удалось стать музыкантом. Мои неотъемлемые музыкальные инстинкты всеподавляющим образом сублимировались в прозе, неотступно преследуя меня, что легко объясняет некоторые особенности моего стиля.
Новые Тупые
Что-то тут творится.
