— Это не то, что ты думаешь, — повторила Рамона.
— Это я уже слышал. Теперь хотелось бы поподробнее.
— Я говорю…
— Давай лучше я объясню, — перебил Винни. — Наглядно.
— Пожалуйста, — улыбнулась Рамона. Я так и не понял, что ее так позабавило.
Винни снял пиджак. Спустил с плеч подтяжки. Развязал галстук. Расстегнул три верхних пуговицы на рубашке. Взлохматил свою прилизанную набриолиненную шевелюру. Я смотрел на него в полной растерянности, не понимая, что происходит. У него даже лицо изменилось: в нем появилась какая-то интеллигентная мягкость, которой раньше не наблюдалось. Как будто он снял с себя маску.
Буквально у меня на глазах крутой мафиози превращался в доброго, немного чудаковатого дядюшку.
— Что за фигня? — пробормотал я растерянно.
— Вот такие дела, дружище. — Винни почесал нос, подслеповато прищурившись, и стал еще больше похож на доброго милого дядюшку. Он откашлялся, прочищая горло. — Я не Винни. — Теперь он говорил безо всякого акцента. Его голос звучал мягко и… очень душевно.
Теперь в нем уже ничего не осталось от прежнего мафиозного Дона.
— Что? — спросил я, хлопая глазами. Остальные сдержанно захихикали в ответ на мою в общем-то предсказуемую реакцию на столь радикальное преображение Винни.
— Я не Винни, Уолли. Я не итальянец. Меня зовут Марри. Марри Штейнбергер.
Он запустил руку за пазуху и достал золотую цепочку с кулоном в виде звезды Давида.
— Что?!
— Марри Штейнбергер. Это мое настоящее имя. Consigliere Душка Винни — это всего лишь роль, хотя я играю ее почти десять лет. Я актер, Уолли.
— Что?!
Да, это было уже четвертое «Что?!» подряд. Но я был не в том состоянии, чтобы думать о разнообразии и образной выразительности своей речи.
— Я тебе расскажу, как все было. Я приехал сюда из Нью-Йорка. Я был уже в возрасте. Пятьдесят лет — не шутка. Я был толстым, бедным и одиноким. На грани отчаяния. В полной депрессии. Я хотел начать жизнь заново. Хотел стать актером. Я прожил здесь полгода, но не смог получить ни одной роли, даже самой паршивой. Здесь просто не было ролей для толстых и пожилых-евреев. Потом я познакомился с Джерри Сильвером. Ему понравился мой типаж. Он сказал, что у меня фактурная внешность. И что он берется меня «протолкнуть». Но у него было одно условие: я не еврей, а итальянец. Не жалкий толстый неудачник, а крутой мафиози. И тогда у меня будут роли. И знаешь что? Он был прав! Я слегка изменил свою внешность, выучился говорить с итальянским акцентом, прикупил пару пафосных костюмов, и да — мне почти сразу же предложили работу. Потом — еще. И еще. Когда надо было сыграть мафиози в рекламе или в каких-то телесериалах. Я не стал знаменитым, но меня знали на студии. Меня приглашали. Я не сидел без работы. А потом со мной начали происходить странные вещи. Я вдруг обнаружил, что меня окружают настоящие итальянцы — даже когда я не на работе. Диаспора тут небольшая, но сильная. Я говорю о настоящих крутых парнях. Типа Лу и Кевина. — Он указал на них, ткнув большим пальцем себе за плечо. Кевин схватился двумя руками за воротник, изображая процесс удушения, а Лу с угрожающим видом почесал подбородок.
— То есть Кевин и Лу — не актеры? — спросил я.
— Ни разу, нах, не актеры, — сказал Кевин.
— Мы как раз настоящие, без дураков, — подтвердил Лу. — Вин, ты только не обижайся.
— Я и не обижаюсь, — продолжал Винни-Марри. — Да, Уолли, они настоящие. Без дураков. В этом, собственно, и заключалась моя проблема. Я создал себе новую личность. Придумал целую историю о своей жизни в Нью-Йорке, и все ее «скушали». Да. Эти ребята знали, что я снимаюсь в кино. Но это было нормально. Это Лос-Анджелес, здесь еще и не такое бывает. Они меня уважали. Им нужен был опытный лидер из настоящей «семьи». И я был таким лидером. По крайней мере они так считали. Но я устал врать. И особенно мне не хотелось обманывать этих ребят. Честно признаюсь, мне было страшно. Мне не хотелось влезать в это дело по самые уши. Не хотелось, чтобы настоящие серьезные люди в Нью-Йорке узнали, как я тут «выступаю». Я хотел просто играть в кино. Так что где-то через год я сказал Джерри, что выхожу из игры. Но Джерри не согласился. Сказал, что это разрушит мою карьеру. Что мне не дадут ни одной роли. У меня еще не было больших ролей, но на эпизоды меня приглашали часто. И все — стараниями Джерри. Он был хорошим агентом. И еще он сказал, что все будет. Что у него на меня грандиозные планы. «Марри мертв, — сказал он. — Забудь про него. Его нет!». И я постарался забыть.
— И давно они знают? — спросил я, кивнув в сторону двух бандитов.
Марри небрежно махнул рукой:
— Давно.
— Он нам как отец, — сказал Кевин.
— Это правда, — подтвердил Марри. — Я за них глотку перегрызу, и они это знают.
— Нас это не парит, — сказал Лу. — Пока люди верят, что Винни страшен и крут, Винни страшен и крут. Это же Голливуд!
— Эти двое — самые лучшие, — сказал Марри с подлинной гордостью за своих «подопечных». — Как бы там ни было, прошло еще два года, мне по-прежнему не предлагали больших ролей, но работа была всегда, и мы с Джерри делали хорошие деньги. Плюс к тому он использовал мои связи… в определенных кругах… для решения своих проблем. Мы помогали ему убеждать потенциальных партнеров заключать выгодные для него сделки. Типа если приходишь на переговоры в сопровождении серьезных ребят, это очень способствует быстрому взаимопониманию. Мы угрожали особенно несговорчивым. И охраняли его друзей. Как тебя, например. Но мне это не нравилось. У меня потихоньку сдавали нервы. Начались неврозы, панические атаки. — Он достал из кармана свой пузырек с таблетками. — Я глотаю ксанакс, как апельсиновый «тик-так». Каждые два часа. У меня полное нервное истощение! Я опять пошел к Джерри. Сказал, что я выхожу из игры. Что у меня просто нет сил. И вот тогда он прижал меня по-настоящему. Он стал меня шантажировать, Уолли. Сказал, что если я сделаю то, что задумал, он подключит своих людей, и я могу попрощаться с актерской карьерой. Хуже того: он пригрозил сообщить «семьям» в Нью-Йорке, что в Лос-Анджелесе появился некий самозванец, который действует якобы от их имени. Если бы он это сделал, меня бы грохнули в тот же день. Потому что именно этим я и занимался. Изображал из себя Джона Готти! Так что он крепко взял меня за яйца. Это было пять лет назад. И я продолжаю работать на Джерри. А что мне еще остается делать?! Но я устал, Уолли. Я страшно устал… А когда я узнал, что Джерри проделал с тобой то же самое… и с тобой, и с Рамоной… что-то во мне изменилось. Как будто что-то переключилось в мозгах. Я хочу помочь тебе, Уолли. И тебе, и себе. Его надо остановить. И мы это сделаем. Вместе.
Я уже ничего не понимал. Кого надо остановить? О чем он вообще говорит?! Когда он узнал, что Джерри проделал со мной то же самое… Со мной никто ничего не проделывал! Со мной никто ничего…
И тут до меня вдруг дошло.
Джерри.
