– Привет, Сашка… Привет, Егор… Привет, Генри… Генри, стоявший до этого ко мне спиной, обернулся:
– Приветик. Какими судьбами?
Я не ответила.
Оглянулась в поисках стула, пододвинула его к себе ногой и села, не снимая пальто.
Зачем я сюда пришла? Чтобы не сидеть дома? Чтобы пропустить очередной традиционный сеанс пятничной жалости к самой себе? Думала, так будет лучше? Странно. А почему ты так думала ? Ты не знаешь Сашу Толстого, Алекса и Войновского? Рассчитывала, что тут будут читать Шекспира в оригинале и Ахматову? Нет. Тогда зачем поехала? Невыносимо же смотреть, как молодые, крепкие и неглупые, очень неглупые ребята настолько на себя плюют.
Алекс. Золотой человечек. Светлая голова и огромное доброе сердце. Алекс никогда не откажет в помощи, в чем бы она ни заключалась. Позвони ему ночью, скажи: «Алекс, приезжай щас в Тулу, забери меня с вокзала, я тут непонятно с какого перепугу валяюсь на лавочке», – и он приедет. Не спрашивая ничего.
Пьет.
Сашка Толстый. Балагур и весельчак. Душа компании. Фантазер и авантюрист. Пьет. Генри…
Я посмотрела на него и закусила губу. Он совершенно не вписывался в эту компанию. Высокий лоб, умные карие глаза и хорошо поставленная речь выдавали неординарного человека. Эрудита. Начитанного. Воспитанного. Что он тут делает?
Пьет.
И я вдруг поднялась с колченогого стула, подошла к Генри, твердо взяла его за руку, держащую рюмку.
– Тебе хватит.
И тут же спохватилась: не все ли мне равно? Пусть пьет. Я его второй раз в жизни вижу. Почему не подошла, например, к Сашке или к Войновскому? Почему именно к Генри? Не знаю.
– Это последняя. Я больше не буду.
Странно. Почему он не сказал: «Отвали, ты мне кто такая?» Я бы так и ответила. На его месте.
Я сделала шаг назад и снова села на стул. Повернув голову влево, наткнулась взглядом на Сашку.
– Что? – спрашиваю с вызовом.
– Ничего. Понравился? Я фыркнула:
– Не-а. Просто не могу смотреть, как такой мальчишка пьет. Сама же мать. Сколько ему вообще?
Сашка задумался.
– Щас скажу. Так, он младше меня на два… Нет, на три… Или на два… В общем, ему щас двадцать три.
Двадцать три. Ребенок еще совсем. Зачем я сюда приехала? Только настроение себе испортила.
Снова наклонилась к Сашке, спрашиваю шепотом:
– Слушай, а Генри – это имя у него такое? Тот улыбнулся во весь рот.
– А еще врет, что не понравился… Нет, это погоняло. А зовут его Димоном.
– Иди в пень… А почему тогда Генри?
– Да вроде бы дед у него то ли генералом, то ли маршалом каким-то был, не помню. В общем, сначала его все называли Генералом, а потом как-то сократилось до Генри.
– Генерал, говоришь… Заметно.
– Что заметно?
– Да ничего. Ты о генетике что знаешь?
– Слушай, Ксюх, ты сюда зачем пришла?
– Веришь, сама не знаю.
– Лучше б не приходила.
Я поднялась со стула, отряхнула пальто и громко сказала:
– Ладно, я пойду. Меня до такси кто-нибудь проводит? И почему-то посмотрела на Генри.
Он еле заметно улыбнулся, подошел ко мне.
– Пойдем, провожу.
Я покраснела, но кивнула.
– Идем.
Мы вышли на улицу.
– Ксюш… – вдруг подал голос провожатый, – а можно к тебе?
– Нельзя, – отрезала я и возмутилась, – ты что, оборзел? Ты ж вон в сопли уже! На кой ты мне нужен? Я вообще тебя знать не знаю.
Генри опустил голову.
– Обратно я все равно не пойду. А дома скучно.
– Ты один живешь, что ли?
– Давно уже. Сестра замуж вышла и уехала к мужу. А мать в Теплом Стане живет, с бабушкой. Хату мне оставила.
Мы дошли до дороги, и я подняла руку, пытаясь поймать такси.
– Дим, давай ты не будешь давить на жалость. У меня жалел-ка давно кончилась. Только для себя, любимой, осталось немножко.
Генри улыбнулся, и я отметила, что у него очень симпатичная улыбка. Какая-то детская, обезоруживающая. Но тут же посмотрела на него другими глазами: пьяный парень, напрашивающийся в гости, мне сейчас совершенно не нужен. И улыбка эта ему не поможет.
– Откуда ты знаешь мое настоящее имя?
Возле меня притормозил автомобиль, и я, приоткрыв дверцу, бросила водителю:
– На Бестужевых, полтинник.
– Садись.
Потом повернулась Генри и улыбнулась в ответ:
– Навожу справки о внуке генерала. Счастливо, Генри.
– Эй, а телефончик? – уже вдогонку раздался вопрос.
– У Лельки возьмешь. Удачи.
Машина тронулась. Я наклонилась и посмотрела в зеркало дальнего вида: на остановке стоял, глядя мне вслед, генеральский внук Дима-Генри.
Посмотрела и снова широко улыбнулась.
Просто так. Без причины.
Потому что захотелось.
ДЕД МОРОЗ
– Алло, привет! Ты че такая гундосая?
– Привет. Болею я. Чего хотел?
– Дай посмотреть че-нить стремное, а? Какую-нибудь кровавую резню бензопилой, чтоб кишки во все стороны и мертвые ниггеры повсюду.
– Заходи. Сейчас рожу мою увидишь – у тебя желание стремные фильмы смотреть на раз отшибет.
– Все так сугубо?
– Еще хуже. Пойдешь ко мне – захвати священника. Я перед смертью исповедоваться хочу.
– Мне исповедуешься. Все, иду уже.
– Э… Захвати мне по дороге сока яблочного и яду крысиного. И того, и другого – по литру.
– По три. Для верности. Все, отбой.
Я болею раз в год. Точно под Новый год. Все начинается с бронхита, который переходит в пневмонию, и я лежу две недели овощем, мечтая умереть.
Лежу и представляю, как это будет…
Моя кожа на лице стала прозрачной, глаза такие голубые-голубые… Волосы длинные, волнами, до пола… Вокруг меня собралась куча родственников и всяких приживалок, и все шепчутся: «Ой, бедненькая… Такая молоденькая еще.. Такая красивая… И умирает… А помочь мы ничем не можем… »
У моего изголовья – седовласый доктор Борменталь. Он тремя пальцами держит мое хрупкое запястье, считает пульс и тревожно хмурит брови. А я тихо так ему шепчу: «Идите домой, доктор… Я знаю, я скоро умру… Идите, отдохните. Вы сделали все, что могли… » – и благодарно прикрываю веки.
Доктор выходит из комнаты, не оглядываясь, а его место занимает Лелька. Она вытирает себе сопли моими длинными волосами и рыдает в голос. Потому что я такая молодая – и вдруг умираю…
