Вытравленные в белый цвет волосы стали смоляными, боевая раскраска сменилась безупречным макияжем, а деньги, заработанные роскошным телом, позволили проявить редкий вкус в одежде. К счастью (или к несчастью, это уж как посмотреть), Богиня для шлюхи была слишком умна. Но ум ее работал только в одном направлении – в криминальном.
Через полгода после описываемых событий она стала кидать клиентов, через год уже «брала» сейфы, отгружала по фальшивым накладным красную икру в промышленных объемах, перевозила из-за границы большие партии наркотиков… Менялись паспорта, города, внешность… Она быстро потерялась из виду на многие годы, но по обрывкам слухов Руслан узнает, что к концу 90-х она легализовала свои деньги и стала просто крупным предпринимателем где-то в странах третьего мира.
А пока троица весело проводила время, пропивая деньги, полученные девицами за обслуживание чиновника из министерства образования. Девиц ему подарили за выигранный тендер по оснащению партами школ северо-западного региона.
– Какой же он мерзкий… – задумчиво выпыхнула чувственным ртом Богиня.
– Угу. Я себя ощущала Бодлером, которого трахает его же дохлая кобыла, – буркнула Нос.
– Дуры университетские, – с чувством сказал Руслан, – по пятихатке на нос за час секса с земноводным – вполне неплохо.
– Между прочим, это мне на ногу оно кончило, и теперь я всенепременно чешуей порасту! – обреченно сказала Богиня.
– Ой, ладно. Не нуди. Сейчас приедут Сантехники, кокс привезут. – Нос, названная так за внушительных размеров клюв, довольно потянулась.
– Кстати, а почему их называют «Сантехники»?
– А хер его знает. Главное – кокс! Сантехниками оказались два мужичка средней упитанности.
Кокс был разложен на журнале «Космополитен», прямо на грудях Наоми Кемпбелл. Что-то Руслану подсказывало, что кокс после шампанского и гашиша вреден, и он задумчиво замер, склонившись над глянцевой поверхностью. Но тут Наоми добродушно подмигнула ему правой грудью, и…
…Из-под стола неслось таинственное завывание:
Чуть ночь, мой демон тут как тут,
За прошлое моя расплата.
Придут и сердце мне сосут
Воспоминания разврата,
Когда, раба мужских причуд,
Была я дурой бесноватой!
[2]
Из-под стола вылезать Руслан категорически отказался. Богине пришлось выманивать его куском замороженной пиццы: у Руслана начался жор. Он сожрал ледяную пиццу, корм хозяйского кота и пять страниц из томика Пушкина, после чего на холмы Грузии легла ночная мгла.
В целом 90-х годов Руслану вполне хватило для ознакомления с наркотиками. Хватило настолько, что к тридцати он искренне не понимал, зачем они вообще нужны. Не последнюю роль в этом сыграла Туалетная Бабушка, которая обитала в общажном сортире. Ей там нравилось. Кто она и откуда взялась, не было известно никому. Видимо, самозародилась из грязи. Как следовало из ее полубезумных речей, у нее было в Питере свое жилье. Но оно ее не устраивало. Вот загаженный сортир – самое оно. Если бы не одно обстоятельство.
Старушка в принципе была недовольна тем, что в туалет кто-то ходил по нужде. Туалет, по ее разумению, надлежало использовать для проживания и поселения там мерзких облезлых кошек, собранных на помойках.
Руслана как жителя общаги и содержателя своего напедикюренного по пьяни красным лаком кота такая ситуация не устраивала: круглосуточно орущая стая мутантов, гадящих везде и болеющих всем, оскорбляла чувство прекрасного. Сама же бабка, судившая о жителях по их мусору (она в нем рылась), оскорбляла чувство разумного. Тем более что в мусоре Ирочки и Руслана были в основном бутылки, окурки и презервативы, и к сладкой парочке бабка относилась соответственно.
Старуха кричала у них под дверью евангелистские лозунги, обвиняла в краже шелков муаровых и пыталась отодрать от двери коллаж, на котором леди Ди жизнерадостно улыбалась окровавленной физиономией.
Последней каплей стало одно ужасное утро. Накануне обитатели «нехорошей комнаты» весело экспериментировали с групповым сексом и кетамином. Проснувшись, Руслан открыл дверь и обнаружил кошку с ярко-зеленой головой.
Отпрыгнув в глубь комнаты, он взвыл: «Ираааааааа!» Ира осторожно подползла к двери, выглянула и сказала:
– Кошка. Зеленая.
Они переглянулись и пошли проверять у себя рефлексы, наличие галоперидола в тумбочке и телефон психбригады в записной книжке. Галоперидол кончился, его подлили кому-то из гостей в водку, чтобы тот перестал буянить. Рефлексы были почти в норме.
Пришлось разбираться в ситуации без фармпрепаратов.
Все оказалось просто: бабка залила в уши кошке зеленки. Кошка стала трясти ушами и равномерно окрасилась в жабий цвет.
Руслан понял, что старушкин modus vivendi угрожает его психическому здоровью и что надо действовать. Для начала он выкинул несколько кошек в окно. Окно было на втором этаже, и кошки вернулись.
Второй акцией стало высыпание пакета сушеной валерьянки под дверь паспортистки. В два часа ночи. Разбуженная оглушительными воплями общага с интересом наблюдала, как паспортистка пытается разогнать кошачью биомассу.
Третьей акцией было надевание бабке на голову ведра с помоями, когда она пыталась выгнать Ирочку из туалета.
Но самым эффективным оказался вызов той самой знакомой психбригады, и старуха уехала жить в больницу на Пряжке. Кошки же рассосались как-то сами собой.
Перед свадьбой Руслан наконец-то решил поехать к родителям. Он скучал по бабушке Рае, вероломно скрывавшей от него до последнего свежепрооперированный рак груди, и вообще надо было как-то уведомить родителей о грядущем бракосочетании.
Подъехав к дому, Руслан увидел зрелище, которое его откровенно напугало. Раиса Рашидовна в руках тащила два десятилитровых ведра с водой. С учетом того, что ее выписали из больницы позавчера, происходящее можно было отнести к бытовому героизму.
– Что ты делаешь?! – Руслан подскочил к бабуле. – У тебя же дренажи еще стоят!
– Ой, сыночка мой приехал! – Раиса заплакала.
– Отдай ведра! Как ты вообще додумалась воду таскать?
– Так нет воды-то в доме! Упырь обедать приедет, а на чем мне ему обед готовить?
– Почему это папа – упырь?
– Это тебе папа, а мне – упырь!
Через час Руслан сидел в окружении чебуреков и думал о смерти. Теоретически он понимал, что в норме внуки переживают бабушек, но практически мысли об этом он отгонял от себя с рождения. Увидев своими глазами похудевшую и измученную бабушку, халат которой топорщили дренажные трубки, он понял, что пора учиться принимать очевидное.
Отношения со смертью он будет выстраивать долгие годы, научится принимать ее как неизбежность, а не катастрофу. Как нечто естественное, а не как табу. Но сейчас он через силу улыбается бабушке, а глаза его подозрительно блестят.
