– Могила?
– Ее обнаружили, когда строили бар, и поэтому просто налили вокруг цемента. Вот табурет Эрика Клэптона, вот – Джона Гудмана, вот – Нила Даймонда. Все приходят к капитану Тони! Однажды сижу я тут, и вдруг мимо дверей марширует толпа в военной форме. Несколько минут спустя – обратно.
– И кто это были?
– Кубинские военные дезертиры. Постоянно к нам бегут, как тот парень, что посадил в местном аэропорту свой «МиГ». Эта группа привела патрульную шлюпку прямо в гавань, и никто ее не заметил. Они не знали, к кому обратиться, и бродили по туристскому району с заряженными автоматами. Никто не обращал внимания, потому что все привыкли к здешним странностям. В конце концов они зашли к капитану Тони и сдались гитаристу.
Коулмэн посмотрел на старое фото на стене.
– А это кто?
– Капитан Тони в молодости, рыбачит с Эрнестом Хемингуэем. А это постер к фильму, который сняли о жизни Тони. Нет, я в трансе!
– Почему?
– Все с ним встречались, кроме меня! Я просто обязан поговорить с капитаном! Ему уже далеко за восемьдесят – последнее связующее звено между современной жизнью и историей. Чего он только не делал – перевозил контрабандой спиртное и оружие, а потом завел салун, где бывал сам Теннесси Уильяме. Он даже мэром был одно время. Знаешь, какой у него девиз?
– Нет.
– Да вон, написан на футболках, что здесь продаются. «Все, что в жизни нужно, – это мощная потенция и большое эго. Мозги не значат ни хрена». Я, конечно, не согласен, хотя мысль интересная.
В бар зашла Скунсовая Обезьяна с куском бумаги и приложила руку к висельному дереву.
– На втором снимке Тони какой-то старый, – заметил Коулмэн.
– Он и есть старый. Хотя про потенцию он верно сказал. Женщины по-прежнему слетаются к нему в поразительном количестве. Все в наших краях наслышаны об этом феномене.
«Плимут-дастер» остановился у бордюра за «Быком и свистком». Армейские ботинки взобрались по старой деревянной лестнице на второй этаж, прошли по площадке и поднялись еще на один пролет. На крыше находился салон для отдыха без одежды. Правда, в некоторые рабочие дни посетителей не было, как сейчас, но все равно можно было посмотреть на Дюваль-стрит с высоты птичьего полета. Армейские ботинки пересекли крышу. Дверь на самый верх была закрыта стулом. Руки в перчатках собрали складное ружье и прикрутили глушитель. Вскоре ствол лежал на черепицах на краю здания. Серж и Коулмэн появились в зоне прицела. Они проходили мимо уличного художника, рисующего карикатуры. К ним подбежали вампиры.
– Сколько у вас? – спросил Серж.
– Восемь! – ответил главный вампир, с энтузиазмом поднимая список. – Было бы девять, если б поймали кота Хемингуэя. Пожелай нам удачи…
– Да пребудет с вами Сатана!
Глаз человека на крыше прижался к прицелу. Серж все еще был в перекрестии. Он помахал на прощание подросткам, и они разошлись в разные стороны. Палец в перчатке коснулся спускового крючка.
Один из вампиров остановился на тротуаре. Он посмотрел на свой список, потом на проезжавший мимо «фольксваген».
– Вот шестнадцатый номер! Машина из сумасшедшего дома.
– Где?
– «Жук» с бамперными наклейками, ракушками, карточками от бинго и статуэтками святых.
Они бросились со всех ног за машиной, обгоняя Сержа и Коулмэна. Самый проворный выбежал на дорогу, догнал «фольксваген», притормозивший на красный свет, и хлопнул его по крылу.
– Шестнадцать!
Самый медлительный оказался за Сержем как раз вовремя, чтобы получить пулю в плечо.
– Ты что-нибудь слышал? – спросил Серж.
– Какой-то крик, да? – уточнил Коулмэн.
– Ага. Ты тоже заметил? -Нет.
Они пошли дальше.
Руки в кожаных перчатках быстро разобрали ружье. Армейские ботинки пробежали по крыше и спустились по лестнице.
Конец ночи. Любимое время Сержа. Заветные полчаса, когда небо переходит из угольно-черного в замысловатый калейдоскоп света. Серж не мог не пойти на Самую Южную Точку. Он сидел на волноломе, выжидательно болтая ногами.
– У меня в животе урчит, – пожаловался Коулмэн.
– Ты не смотришь, – упрекнул его Серж.
На небе высветилась палитра серых и синих тонов. Аморфная масса возле Гольфстрима наконец разделилась на небо и океан. Вдали активизировался петух. Серж встал и потянулся.
Приятели пошли дальше. На улицах начали появляться люди: кто-то сидел на обочине и плел сувениры из пальмовых листьев, кто-то выкладывал на столик большие раковины.
Серж взял в руки одну из них.
– Можно?
– Можно – что? – спросил человек за столом.
– Я участвую в конкурсе по дудению в раковины. В следующем месяце, – сказал Серж. – Можно потренироваться?
– Только не уроните.
Мужчина начал разгружать другую коробку. Серж, держа ракушку в дюйме ото рта, произнес:
– Итак, Коулмэн, слушай выступление будущего победителя. Я тренируюсь уже целый год. Гитарное соло Джо Уолша из песни «Жизнь на скорости».
– О, классная песня!
– Слушай…
Серж прижал раковину к губам.
Коулмэн топал в такт мелодии. Серж безжалостно раздувал щеки, какм Диззи Гиллеспи. Мужчина за столом поднял глаза:
– В первый раз вижу, чтобы играли так быстро!
– Это «Жизнь на скорости», – сказал Коулмэн.
– У него лицо побагровело.
– Бывает.
– А глаза закатываются – так тоже бывает?
– Серж! – закричал Коулмэн.
Серж продолжал играть, но постепенно кренился набок, пока не упал в кусты.
Коулмэн подбежал и затряс приятеля:
– Ты живой?
Серж сел и выдул из ракушки слюну.
– Им пора гравировать на призе мое имя.
Они снова пошли: мимо Самого Южного дома, Самой Южной таверны, Самой Южной гостиницы, а потом вокруг Саймонтон-стрит к драгстору «Деннис Фармаси», который открылся в 1962 году. На крыше была реклама крема для загара: собака теребит маленькую девочку за купальник.
Серж открыл дверь. Почти вся компания уже собралась, ела яичницу и сравнивала результаты. Серж и Коулмэн сели на табуреты и взяли меню.
Передняя дверь опять открылась.
– Серж!
– Джоэл!
Тут Серж заметил, что рядом с владельцем Безымянного бара стоит восьмидесятилетний старик.
– Ты правда его привел!
– Я ведь обещал.
Старик внимательно посмотрел на Сержа.
