Лягушка
Негры
Лурье
Избушка
Конские яйца
Петербург
Кольцевая линия
Поезд межпространственный
Мост
Колбаса
Гриб
Юбилей
Сотовый Робот
Чучело
Город Пушкин
Посёлок Переделкино
Ночь
В последний раз такая длинная ночь была отмечена в Петербурге в тот самый год, когда маленький Саша Пушкин замёрз по пути из Царского Села в Старую Деревню, а Лев Толстой лишился половины своей бороды, вырванной злым чухонским ветром. В ту ночь мёртвая чудь всплыла со дна своего озера и, вооружившись тевтонскими рогатыми вёдрами, разграбила пристанционный продуктовый ларёк. Неизвестная баба родила тогда в Лахте килограммовый пакет гречи. Крейсер Аврора сбросил в ту ночь старый свой корпус, и можно было видеть, как в прозрачном его чреве копошатся бледные волосатые большевики. Слепые подземные крысы отвлеклись на полтора часа от лизания кислого контактного рельса, образовали на площади Мужества свинью и всех победили.
И много ещё произошло в ту ночь чудных и страшных происшествий, которым не осталось ни свидетелей, ни свидетельств. И лишь мертвецкий нафталиновый запах напоминает о них до сих пор на некоторых станциях подземной железной дороги.
Невский Проспект
Всякий человек, прибывший в город Петербург не по важным делам, а просто так, погулять, выйдя июньским утром спросонья на перрон Московского вокзала, вынужден будет проделать тот самый путь, который прошли до него миллионы, а может быть, и миллиарды человек — путь вдоль Невского проспекта.
Нет нужды описывать этот путь тому, кто его уже прошёл, — он и так всё знает. Тому же, кому этот путь ещё только предстоит, можно посоветовать перечесть одноимённую повесть Николая Васильевича или же прослушать произведение главного патриота города Петербург — доброго доктора Розенбаума, там очень всё подробно расписано.
В песне этой, кстати сказать, наблюдательный доктор заметил одну из совершенно необъяснимых странностей поведения приезжих: они всегда идут от вокзала по той стороне, которая опасна во время артиллерийского обстрела, а возвращаются неизменно по противоположной.
А вообще Невский проспект очень мало изменился со времён Гоголя и Розенбаума.
Всё так же бродят по нему бессмысленные толпы, в которых встретить петербуржца так же невозможно, как встретить москвича на Красной площади. Из коренных жителей там бывает только милиция, которая, впрочем, исполняет в человеческом обществе функции сугубо служебные, по этой причине лишена некоторых гуманитарных качеств и не может считаться вполне одушевлённой.
Изысканные магазины пугают робких прохожих эксклюзивным своим дизайном — кажется, что только войди в такую вот красоту, и непременно что-нибудь там изгадишь, натопчешь и навоняешь. Швейцары, в чине не ниже генералиссимуса, стоят у врат таких гостиниц, в какие большинство из ныне живущих никогда не заглянут далее зеркальных их дверей.
Приезжий также непременно посетит один из торговых домов, где, непрерывно толкаемый другими приезжими, сможет в очередной раз восхититься смелостью человеческого ума, изобретшего все эти абсолютно никому не нужные предметы и изделия.
Некоторых зданий не стало, другие пришли в дряхлость и ни на что более не годятся, кроме как служить подпоркой для рекламы самого новейшего сотового телефона.
А так всё то же самое. Те же кони на мосту, и всё так же непременно попадёт приезжий под мелкий дождь не менее трёх раз и не менее четырёх раз сфотографируется он на фоне обязательных видов. Художники предложат ему те же самые картины, какие они всегда предлагают хоть в Москве, а хоть бы и в Париже.
Дойдя до канала Грибоедова, приезжий обязательно проголодается и узнает, что все питейные и пищевые заведения на Невском проспекте предлагают еду и напитки либо никуда не годные, либо за необъяснимые совершенно деньги.
Дальнейшая судьба приезжего нам неизвестна. Дойдя до самого конца Невского проспекта, он либо повернул налево — к Медному Всаднику, или же направо — к главному сокровищу Эрмитажа, каковым, как всем известно, является картина художника Рембрандта, ещё при коммунистах облитая кислотой неким маньяком. А может быть, пошёл он вовсе прямо — в казематы Петропавловской крепости, где поджидает его за каждым углом страшный лысый царьпётр на коротеньких ножках, изготовленный по случаю заезжим скульптором Шемякиным.
Скульптор, впрочем, давно уехал назад к себе в Америку, но истукан ничего про это не знает. Поэтому он, как те полтора землекопа, которые в каждом встречном подозревали двоечника Виктора Перестукина, нападает на всякого посетителя, надеясь опознать в нём своего создателя. Не для того даже, чтобы сдавить ему руку бронзовой десницей, а так — просто посмотреть ему в глаза.
Ну а про приезжего наверняка известно лишь одно: ровно в полночь он будет стоять среди тысяч других на стрелке Васильевского острова — единственном в Петербурге месте, с которого можно наблюдать знаменитые Белые Ночи.
Летний Сад
Однако вовсе не обязательно брести по Невскому прос-пекту до самого его конца. Достаточно дойти до Аничковамоста и, полюбовавшись там на коней с яйцами и мужиков, ^прикрывших чресла тряпицами, свернуть направо.
Пройдя вдоль рекифонтанки, необходимо купить в универсаме прямо напротив циркачинизелли бутылку портвейна и затем пройти мимо чижикапыжика, чтобы убедиться в том, что его в семнадцатый уже раз спиздили. Потом пройти мимо замка, в котором императорапавла, известного угнетателя народного генералиссимуса Суворова, удавили даже ещё до того, как он расставил в этом замке новую мебель. Затем нужно повернуть за угол и вы окажетесь у самых ворот Летнего Сада.
Если вы как-то причастны к художественным искусствам и состоите в каких угодно творческих союзах, вы будете приятно удивлены тем фактом, что вход для вас, наряду с инвалидами, пенсионерами и ветеранами всех закончившихся и ещё продолжающихся войн, совершенно бесплатный. А остальным, ничем не примечательным гражданам придётся таки раскошелиться на десять рублей.
Далеко не каждый готов вот так просто расстаться с этой суммой, и поэтому в Летнем Саду почти всегда мало людей. Там можно совершенно спокойно сидеть на скамейке, пить из горлышка портвейн, если вы его, конечно, купили, и ни о чём вообще больше не думать. Потому что думать о чём-либо в Летнем Саду — это надо быть совсем уже ебанутым идиотом. Не для того он вовсе предназначен.
Когда портвейн закончится, можно осмотреть аллегорические статуи. Для того, чтобы вы случайно не перепутали Коварство с Добродетелью, возле каждой статуи установлена специальная табличка. А то они очень мало друг от друга отличаются: почти у всех отбитые носы и очень грязные руки и ноги. Так что самая главная мораль, какую можно вывести из осмотра — это вывод о том, что да, действительно: надо, надо умываться по утрам и вечерам.
