Однако он не стал сразу вставать и довольно долго лежал неподвижно с закрытыми глазами. Он сначала хотел сообразить кто он, куда он мог попасть, и не увидит ли он, если откроет глаза, какую-нибудь мерзость: труп, например, или голого мужчину. Но ничего сообразить Пётр Андреевич никак не мог.
Такое часто случается и с обычными людьми, но у Петра Андреевича была совсем другая трудность: он, наоборот, мог вспомнить очень много. То есть, слишком много для одного человека.
Подумав про одного человека, Пётр Андреевич моментально открыл глаза и сел на скамейке. Он всё понял: он умер. И даже не один раз умер, а два. Потому что сейчас он был совсем один.
Ну, в первыйто раз он умер довольно давно. Или недавно? — оставшись один, Пётр Андреевич совершенно перестал понимать время. Одно дело, когда каждый день проживаешь втроём, и совсем другое — когда в одиночку.
Но, во всяком случае, он даже посетил однажды свою могилку в Новгородской области. То есть, не могилку, а то место, где он умер, да и то приблизительно. А где могилка это ему откуда знать? Он же не заметил, как умер и не мог видеть, где его закопали.
Он тогда не то угорел от печки, не то с сигаретой заснул кто его знает. Помнил только, что дым. Собака воет, а больше ничего.
А теперь вот, похоже, во второй раз умер. А где? Почему? Отчего?то в голову лезут какие-то шахтёры. Почему шахтёры? «Ну да ладно, — решил Пётр Андреевич. — Потом как-нибудь вспомню».
Осмотрелся вокруг: какой-то, похоже, парк. Народу вокруг никакого нет, только где-то неподалёку ездят машины. Из-за деревьев торчит крест — значит церковь.
Пётр Андреевич вообще-то к этому делу относился равнодушно. В молодости, ещё когда пробовал что?то понять, заинтересовался одно время — подумал, что может там родственник какой. Но как-то раз зашёл внутрь, посмотрел — нет, не родственник, совсем не родственник. Старухи какие-то копошатся и пахнет не то, чтобы противно, а неприятно. Поставил свечку кому попало и ушёл.
Но сейчас Пётр Андреевич почувствовал вдруг непонятное раздражение: «Тебе-то хорошо! — сказал он непонятно кому. — А я вот один остался!»
Но обижаться было бесполезно, так что Пётр Андреевич стал думать, как ему жить дальше одному.
Прежде всего, он совершенно не знал, как он попал в этот самый парк. Парк-то понятно где — в Ленинграде, то есть, сейчас уже Петербурге. Здесь у Петра Андреевича жили несколько знакомых. Но некоторые из них наверняка считали его давно мёртвым, а другие, тоже наверняка, очень рады были бы увидеть одного из Петров Андреевичей, чтобы дать ему в морду или, может быть, даже убить. Только которого из них?
Хорошенько всё это обдумав, Пётр Андреевич не стал рисковать и разыскивать знакомых, а, вспомнив, как работал шофёром в армии, пошёл в автопарк и устроился водителем на маршрутный автобус. Его взяли на работу с удовольствием и документов даже не спросили: водителей на маршрутки всегда не хватает. Очень уж работа нервная и тяжёлая, так что берут всех подряд.
Вот и стал Пётр Андреевич ездить по сто сорок девятому маршруту: станция метро «Спортивная» — крематорий. Кому-то этот маршрут может показаться смешным, но, на самом деле, ничего смешного и даже интересного в нём нет маршрут как маршрут.
И работа оказалась вовсе не такая уж тяжёлая: никто Петра Андреевича даже и не проверял. Захочет он выйти на маршрут — выйдет, а не захочет — так и не выйдет. Иногда проснётся он утром и подумает: «А не хочу я сегодня работать!» И спит дальше. А иногда, наоборот, проснётся среди ночи, поворочается и чувствует, что надо бы выйти. Заведёт автобус, доедет до метро, заберёт пассажиров, отвезёт их до конечной и снова спит спокойно.
Зарплату ему никто не платил, но зато каждый пассажир давал Петру Андреевичу десять рублей одной бумажкой, даже если он и не просил. Часть этих десяток он сдавал в окошко кассы. Там никогда не говорили, что, мол, мало или много — сколько даст, столько и возьмут.
А себе он оставлял деньги только на бензин да на пищу сосиски там или шаверму. Ещё он очень полюбил суп-доширак. Жил Пётр Андреевич прямо в автопарке в пустом гараже — квартиры у него раньше какие-то были, да все куда-то подевались.
В общем, ему всё нравилось. В первое время тяжело было одному, но и это прошло: как-то он совсем почти перестал что-нибудь чувствовать, а это тоже иногда полезно.
Ещё поначалу Петра Андреевича удивляло, что его пассажиры всегда ездят только в одну сторону, а обратно никто даже руку не поднимает на остановках. Он хотел даже спросить про это у других водителей. Но они все были калмыки или, может быть, тувинцы — бритые и ни слова не говорят, хоть спрашивай, хоть не спрашивай. Ну и ладно, подумал тогда Пётр Андреевич, значит так и надо.
Один только раз сели два пассажира от крематория. Уселись на переднее сидение, рядом с Петром Андреевичем, и за всю дорогу не сказали ни одного слова. Вышли они оба на проспекте Медиков и разошлись в противоположные стороны. Неприметные такие: отвернулся — и уже забыл как выглядят.
Пётр Андреевич немного постоял: какая-то вроде бы у него мысль появилась в голове — было в них что-то знакомое, что ли. Но тут сзади засигналили, и он поехал дальше — за новыми пассажирами. А обо всём задумываться — голова треснет.
Человек
Один человек умел разговаривать со зверями, птицами и даже насекомыми, а с людьми не умел.
Человека этого вообще нашли в мусорном баке. Он тогда был ещё очень небольшой человек: сантиметров тридцать пять всего ростом. Те люди, которые его нашли в баке, хотели сначала его съесть, потому что думали, что он докторская колбаса. А потом пощупали: мокрый. Докторская колбаса, конечно, тоже мокрая, но не так сильно. Поэтому не стали сразу есть, а сначала развязали. Смотрят — а там человек! Чуть человека не съели!
Тут как раз мимо шёл милиционер, огромный, метров пять ростом. Подложили человека ему — у такого не пропадёт. А сами спрятались в кустах и смотрят. Ну, милиционер шёл-шёл, видит — что-то лежит на дороге, пищит. Поднял, понюхал и унёс к себе в милицию.
И у милиционера этот человек и правда не пропал: сначала отдали его в дом малютки, потом ещё в какой-то дом, потом этот человек немного вырос, пошёл в школу и там его стали учить разным предметам.
Но только никак у него не получалось учиться: всё ему как об стенку горох. Зададут домашнее задание — а он его даже записать не умеет, не то что сделать. Бились с ним, бились, да всё напрасно. Так и махнули на него рукой — решили, что дурак. Пусть сидит на задней парте.
Но тут пришла в школу новая учительница по математике. «Кто это, — говорит, — сидит там на задней парте, ворон считает?» Тут отличница поднимает руку: «А это у нас дурак, — говорит, — вы на него не обращайте внимания. Он ничего не понимает — просто так сидит». Но учительница ей не поверила. Она молодая была, умная. Подошла к человеку, рассмотрела его внимательно и говорит: «А ты не такой уж и дурак! Я так думаю, что ты притворяешься. А ну скажи сколько будет семью-восемь?» И линейкой замахивается. Кое-как человек от неё в окошко выпрыгнул и убежал.
