И ещё радуйтесь, что вовремя это дело заметили. Ведь могли бы сразу пойти и сожрать живого младенца или изнасиловать свою первую учительницу, а потом бы так сильно распереживались, что вам бы уже никакая лоботомия не помогла.
В общем, главное — не опускать руки. В одном дурдоме не помогли — в другом помогут. Не может так быть, чтобы нигде не помогли, не может.
Музычка
Если у кого-то нет джипа, он не знает, что к каждому джипу прилагается кассета с Музычкой. Эту Музычку все слышали, когда Джип проезжает мимо: буц-буц-буц. Но ни у кого такой Музычки дома нет.
У меня тоже нет джипа, но я всё знаю — я однажды переводил Секретную Инструкцию К Джипу — там было написано про круз-контрол и другие тайные вещи, но главное что про Музычку.
Так вот.
На каждой кассете записан КОД. Если такую кассету дать кому-то переписать, то по этому КОДУ можно определить, с какого джипа эта кассета.
А когда определят, тогда не обижайся. Поедет такой человек на своем джипе за границу, пусть даже в финляндию чухонскую, а пограничник посмотрит в компьютер и скажет, мол, очень будем счастливы с радостью пропустить вас лет через пятьдесят, если больше ничего не натворите, следующий пожалуйста.
И ничего больше с таким джипом сделать нельзя: ни продать, ни починить — все боятся, потому что джип этот Порченый. И гаишники по рации передают: тут джип к тебе едет Порченый, тормозни-ка его тоже и следующему передай.
На таком джипе нужно сразу же ёбнуться в камаз на Кольцевой Дороге и бросить его там нахуй, пусть разворовывают всё. Нельзя даже сигареты из него забрать.
Не то однажды будет его хозяин возвращаться домой, а под колесом у него хрустнет. Выйдет он посмотреть — а там МАТЬ его лежит, старенькая старушка: выбежала сыночку котлеток купить пожарить, проголодался наверное. И смотрит в небо чёрное: за что же ты меня так, сынок?
Вот такая Музычка.
КОГДА ОТ НАС УШЛИ КОММУНИСТЫ
Надежда
…и показали ему Чорную дорогу на Белое небо. Пошёл он на Небо, и перешла ему дорогу Белая кошка, но всё равно не дошёл он, конечно, никуда, устал и заснул прямо посреди дороги.
И проходя по своим делам, наступили на него копытом конь Белый, конь Рыжий, конь Чорный и конь Бледный. Не со зла наступили — думали, просто так тряпка валяется на дороге.
Настала ночь, и небо стало Чорным, а потом вышла луна, и дорога стала Белой.
Пришёл Оле-лукойе и раскрыл над ним сначала Чорный зонтик, а потом Разноцветный, а потом опять Чорный, а потом опять Разноцветный, и так до самого утра.
И проснулся человек в Коричневом доме с Чорным потолком и с видом на Огонь Вечный. А вокруг Огня Вечного сидят снегирь Алый, синица Жолтая и Зелёный попугай — молчат. И лица у них хуже, чем у людей.
Посмотрел на себя человек: левая нога у него из ясписа, а правая из смарагда; левая рука у него Чорная, а правая — Красная. А Зубы у него Зелёные.
И живёт с тех пор этот человек в Коричневом доме с Чорным потолком, и каждую ночь он идёт к непослушным детям и пугает их Красной Рукой или Зелёными Зубами. Тех, которые совсем не боятся, душит Чорной Простынёй и съедает — но не для удовольствия, а потому что так надо.
Потом возвращается в свой Коричневый дом, достаёт из-под матраса надежду в поплиновом платье, надувает её велосипедным насосом и засыпает, уткнувшись носом в Розовые цветочки на её Голубенькой спине. Уборщица в Синем халате придёт только в семь часов.
Так и проводит он свою Смерть.
Иногда ещё он мечтает устроиться Клоуном в макдональдс на Тверской — к детям, но там всё на двести лет вперёд уже занято.
Лом
С тех пор, как от нас ушли Коммунисты, не стало в нашей жизни последовательности.
Когда Коммунисты отключали, например, отопление, они тут же отключали электричество, чтобы не включали обогреватели, и перекрывали газ. Потому что понятно же, что пока по радио ещё не объявили Коммунизм, где-то есть несколько несознательных сволочей, которые начнут греть свои Жопы над газовой плитой, вместо того, чтобы отправить этот газ, например, положительным финским буржуям и купить нашим любимым женщинам финские сапоги, чтобы не мёрзли у наших любимых женщин ноги и не простужались у наших любимых женщин придатки, и чтобы нарожали они нам детишек здоровых и много, а то скоро одни узбеки будут в СССР жить, хотя против узбеков никто ничего против не имеет, очень хороший они хлопок выращивают на портянки нашим солдатам, и на ХБ нашим сержантам, и на ПШ нашим офицерам.
Вот как надо глобально мыслить, сейчас уже никто так не умеет.
А если кто сильно замёрз, тот может взять лом и обколупать лёд вокруг подъезда: тогда и сам завтра на этом месте руку не сломает, и людям приятно, а тепло-то как. А потом прийти домой, зажечь свечечку, зачерпнуть на балконе из эмалированного ведра квашеной капусты да с брусникой и выпить стопку ледяной водки, а потом плясать и петь, а потом ебать жену под ватным одеялом, а там утро и на работу. А на работе хорошо: там и свет, и тепло, и в столовой стакан сметаны дадут, только точи свою гайку, дери зубов побольше и рисуй свой чертёж огромный, чистый и прекрасный, как Летающий Остров Солнца. И слепят с него за это обобщённый барельеф с цыркулем и отбойным молотком на фронтоне городского педагогического института.
Но никто уже не пользуется ломом, вообще никто.
А ведь раньше миллионы людей ходили с ломом, с киркой, с кайлом, с сучкорубом.
Вот хоть кто-нибудь из вас умеет толком обрубать сучки? Хуй. Никто не умеет. А раньше все умели, и пели песни, и шли на парад, и рожали детей, здоровых и много.
И нас тоже рожали здоровыми.
Мы, когда родились, орали басом, ссали в палец толщиной и разгрызали молочными зубами деревянные прутья. А потом ссутулились, сморщились, надели на нос очёчки, у нас повылезли волосы и стали мы фрустрированные невротики и латентные шизофреники. Как жизнь? — спрашивают нас. Да всё нормально, отвечаем мы, да.
В рабочий полдень
В тысяча девятьсот семьдесят девятом году в одной ленинградской радиостанции сотрудники, празднуя седьмое ноября, перепутали магнитофонную катушку и пустили в эфир такую песню Аркаши Северного:
Из рэстурана вишьла блять
Глаза её осоловэли
Она сказала: в рот ебать
И села срать около двэри
Поскольку это происходило именно седьмого ноября, уже через шесть минут в студию вошли автоматчики, тогда они ещё ходили без масок, и расстреляли на месте весь присутствовавший персонал.
Затем перерубили силовые кабели, засыпали трупы негашёной известью, залили подходы бетоном и опечатали круглой печатью.