Она вкладывает мешочек в карман моей куртки.
– Я хочу, чтобы ты прочитал кое-что, – Анка подмигивает мне, – подожди минуту, я сейчас.
Она отходит к фонтану в центре дворика, наклоняется над заиндевевшей решеткой, что-то колдует там. Я делаю еще одну затяжку и разглядываю отражения облаков в отполированных носках моих туфель. Отражения колышутся, как мои мысли.
– Вот, возьми, – Анка возвращается и подает мне толстую тетрадь в полосатой коленкоровой обложке.
– Что за атавизм? – я осторожно беру тетрадь, будто боюсь заразиться вирусом испанки из далекого прошлого, и переворачиваю страницы, исписанные неровным убористым почерком, – разве еще кто-то продолжает писать авторучкой в наше время?
– Могла бы порассказать тебе о людях, которые с наслаждением продолжают писать гусиным пером. Но сейчас – о другом. Это – Славкин дневник. Он назвал его «Текиловый дневник», видимо, много пил, когда писал. Написан авторучкой по бумаге, потому что Славка терпеть не мог блоги. Считал их дешевым эксгибиционизмом.
– А как же блог «Аллигархов» на Mail.ru?
– Он не имел к этому отношения. Ты должен знать, что на крупных ресурсах многие блоги звезд пишут их пиарщики, секретари, иногда просто друзья. Для рекламы. И потом, Славка совсем недавно почувствовал необходимость записать то, что с ним происходит. Вот… сделал это по-старинке. Я хранила дневник, на всякий случай, в своем сейфе. – Она кивает в сторону фонтана. – Славка отдал мне его, когда я… когда я…
– Чего ты?
– Да нет, ничего.
– Расскажи мне о нем? – Я передаю трубку. – Какой он был? Пьяница? Наркоман? Эгоист?
– Сла-а-авка-а-а, – в голосе Анки появляются мечтательные интонации, – он был сумасшедшим! Бешеным! Диким! И… несчастным. Героем он был, настоящим героем, – Анка говорит с такой убежденностью, что я начинаю подозревать ее. Только врожденное чувство такта мешает мне спросить прямо: уж не была ли ты в него влюблена?
– Вот расскажу тебе одну историю для примера. Как-то раз пафосный клуб настойчиво зазывал его на какую-то презентацию, сам ведь знаешь, клубам селебритиз нужны, как рыбакам наживка, чтобы перед гостями/спонсорами понтоваться и в светской хронике мелькать. Славка долго отнекивался, но вдруг согласился. Поставил условие – отдельный столик в VIP-зоне – полный фарш, с бухлом, закусками. И еще сказал, что придет с компанией друзей.
Появился роскошно – в лимузине с мигалками. Твои коллеги-папарацци все фотовспышки спалили. Вышел из лимузина как барин, с тростью, пальцы в перстнях, шикарная шляпа и дорогая шуба. Ух! За ним – еще четыре человека в шубах. Прошли кортежем, наглый фейсконтрольщик кланялся и открывал двери, короче, все расшаркались. В гардеробе эти друзья свои шубы скинули, и тут… общий шок! Все они оказались… кем бы ты думал?
– Группой Coldplay?
– Бомжами с вокзала!
– !!!!!!!!!!!
Я могу лишь изумленно присвистнуть. У Анки загораются глаза. Теперь понятно, что ее возбуждают не люди, а поступки.
– Все просто по стенкам сползли! В этом клубешнике! Олигархи, проститутки, промоутеры, пушеры, вся эта светская шелупонь! И никто даже пикнуть не посмел! Славка и вся компания, которую он подобрал на вокзале буквально за час до этого, гордо прошествовали за свой стол в VIPе, сидели там… ели, пили, курили, а все только на них и пялились… Во кураж!
– Ну… Значит, клуб не в накладе. Получил внеплановое фрик-шоу…
– Да, их традиционный спорт – слопать рыбку, не прерывая коитуса, – Анка резко гаснет. – Всё вокруг – фрик-шоу… Что бы ты ни пытался сказать или сделать, это будут воспринимать как фрик-шоу. Или – флэш-моб, на худой конец…
– Не грусти, – я накрываю своей ладонью ее худую кисть. – Ты хотела мне что-то рассказать?
– Да нет…
– Не спорь, хотела! Ты говорила про дневник и сказала «…Славка отдал мне его, когда я…» Так что – «когда ты…»?
– Нет, ничего.
– Так нечестно. Слишком по-женски. Ты хочешь, чтобы я вписался в эту историю, разруливал ее, а ты будешь скрывать от меня уродливые прыщики! Запомни, мелочей в нашем деле не бывает, – цитирую я Ройзмана.
– Это шантаж. Тебе не идет.
– Мне бабушкина кофта не идет. Так ты говорила, он отдал тебе дневник, когда ты…
– Когда я… Ну… мне кажется, – она бледнеет и стискивает погасшую трубку. – Когда я убила его…
Тишина начинает звенеть, а затем накрывает нас ватным куполом. Даже птицы перестали посвистывать.
– Ты?! Убила?! Что за бред?
– Я. Это сделала я. Конечно, я не толкала его с балкона… но… я подтолкнула ситуацию, – Анка улыбается, как ребенок, ненарочно разбивший фамильную вазу.
– Зачем?!
– Ты вряд ли поймешь. Я узнала, что его дед был литературным критиком… Нет, ты не поймешь… Я рассказала ему об этом. И всем рассказала…
– Не понимаю. При чем тут критик? Да еще – литературный?
– Прочитай тетрадку, и тогда я отвечу на твои вопросы. Прочитай внимательно…
ГЛАВА 4
СЛАВА
Текиловый дневник
Санта-Моррисси брякнул как-то в совместном с «Франц Фердинанд» интервью для NME: «Что ж, народу трудно вынести реальность в полном объеме. Они еле-еле справляются со своей частной жизнью». С Моррисси трудно спорить. Правда?
Dear Diaries … как молоко на губах. Нежно, трогательно и необязательно. Всю жизнь сжигал чужие дневники. И вот пишу собственный. Докатился. Преждевременная реинкарнация, как еще это назвать? А может деградация. Ведь я хотел разрушать, не строить. Разрушительный бог рок-н-ролла. Меня оправдывает только условие, которое сам себе поставил. Оно простое – я пишу дневник с соавторами. Лет ми интродьюс ю ту… Мой первый соавтор – текила. Ни строчки больше с амфетаминами, с опиатами, с псилоциби ном. Даже с душистыми соцветиями, взвешивающими мозг – ни строчки. Только текила! Много! Второй соавтор многолик. Если хоть один гаденыш когда-нибудь доберется до моих записок, пусть приготовится к лавине голосов святых, которые маршировали, маршируют да е ще приплясывают при этом. Санта-Смит, Санта-Боуи, Санта-Коэн, Санта-Кейв, Санта-Леннон, Санта-Моррисси… Они всю жизнь заменяли мне христианство, иудаизм, ислам, буддизм, государство и даже Санта-Клауса. Между Моррисси и Санта-Клаусом для меня есть одна п ринципиальная разница: в Санта-Клауса я давно уже не верю, а в Моррисси – еще да.
18 мая 2006 года
Пришел домой утром, включил телевизор, а там – про любовь. Долго ворочался, не мог заснуть, даже Мелаксен не помог. Думал, а что же люблю я? Что я больше всего люблю в жизни?
Понял, что люблю две вещи: когда мне платят и когда у меня отсасывают. Природа не была щедра ко мне. Во мне никогда не было магнита ангела-вызывающего-вожделение. В этом случае я просто брал бы деньги с длинной очереди желающих мне отсосать. А так приходится чем-то заниматься. Что ж, быть рок-звездой – не самая отвратительная работка на свете. Получше терроризма, политики, рекламы, офисного рабства… Не хуже, чем вкалывать бурлаком на Волге или крепостным крестьянином. Ведь они как-то жили? И некоторые доживали до тридцати пяти… Мне тридцать два и у меня пока все спереди!
