– Подожди, ты сказал «у Гвидо работали до поры…»?
– А ты не в курсе? Эх, развел меня, старого зубра, журналюга… Я-то решил, что ты вообще все знаешь. Они с Гвидо больше не работают вместе! Точнее, не работали, пока были живы… С прошлого февраля, когда Славка на Белкиной презентации Гвидо поколотил… я, правда, сам не видел, люди рассказывали…
– Слава побил Гвидо?! – я не верю своим ушам.
– Да, дружище, шоу-бизнесу такие случаи известны. Гвидо после этого пролаял фирменный слоган Тараса Бульбы: «Я тебя породил, я тебя и убью!»
– Интере-е-есно…
– Если ты про Славкину гибель, то Гвидо тут ни при чем, брови даю на сожжение! Гвидо не тот человек, чтобы убить… да и, если б захотел, не стал бы ждать почти год… Он – горячий, вспыльчивый, а когда отходит, действует с холодным расчетом. Нет! Он не убивал! Он имел в виду разрыв отношений «продюсер-артист». Формально их до сих пор связывал контракт, и Гвидо исправно получал отчисления от всех концертов. Только он отказался делать для Славки новые песни и вообще заниматься его новым альбомом. Также перекрыл кислород по пиару. Ну и с концертами… Уволил Петровского и сказал, чтобы крутились сами… Так что Славке пришлось новый альбом, который у него в мае вышел, целиком самому продюсировать… И песни самому писать… Концерты ему Ванька по старинке еще продолжал забивать. Только их становилось все меньше и в цене они падали. Ты ведь в курсе? Новый альбом его продавался очень плохо, публика его не распробовала! Да и раскрутки масштабной не хватило! Хотя я считаю, что он там самые лучшие песни за всю свою карьеру спел… Мир его праху! Но… как часто бывает, народ не расслышал голос его души… Может, поэтому он стал таким отрешенным… до скукоты правильным. Со скандалами завязал, ни на кого не наезжал, только говорил очень длинно во время концертов про любовь, про ответственность и про внутреннюю экосистему… А малолеткам, его аудитории, эти речи – до фонаря! Им забойные боевики подавай! Да секса побольше! А когда Вано ему выговаривал, когда объяснял, что тот ведет себя неправильно, что нужно поддерживать имидж, что поздно в его возрасте менять целевую аудиторию, Славка всегда отвечал: «Фак зе рулс!» и еще какое-то «Жы-Шы!». Не знаю, что он хотел этим сказать… Вот так, дорогой журналист, практически на моих глазах два талантливых артиста вдруг начали вести себя, как бы сказать помягче… необъяснимо… Будто поменялись телами, как в кино.
– Да не скажи… Про Славу для меня – новость, а Белка вела себя очень даже объяснимо. Просчитано и предсказуемо. Не по-женски… Неужели ты не понял, для чего ей были нужны все эти финты?
– Не понял.
– Да она свалить хотела из шоу-бизнеса! Только ее контракт держал, и нужно было, чтобы шоу-бизнес сам от нее отвернулся! Вот она и пыталась уронить свой рейтинг всеми доступными средствами – скандалами, саботажем, диверсиями! Такой у нее был план.
– Понижала?! Рейтинг?! Свалить из шоубиза?! Что ты говоришь! После этих скандалов ее популярность росла как на дрожжах! Никакой Гвидо не смог бы придумать для нее лучшей пиар-стратегии!
* * *
С Анкой встречаемся тем же вечером, на ее рабочем пространстве. Отель зазывно мерцает маячками соблазнов, отвлекает от праведности. В лобби в этот час многолюдно – голосистые американцы, разодетые в пестрое арабы, смешливые итальянцы и – купцы, купцы, купцы… Каждый пятизвездочный Отель – государство в государстве, где вместо президента – портье, вместо полиции – коридорные, консьержи и единая конституция для всех – меню услуг. Интересно, как эти разноязыкие, разноголосые люди, каждый из которых по своим делам приехал в российскую столицу, умудряются сплотиться в вечернем баре в единую нацию. С ярко выраженной национальной идеей. Прожить маленькую вспышку – параллельную жизнь на одну ночь… Тапер уже не играет Рахманинова. Теперь к нему присоединился духовой квартет и ритм-секция. Все вместе они отжигают такой би-боп, что Чарли Паркеру на том свете жарко! Анка подкрадывается сзади и закрывает мне глаза ладонями. Я узнал бы ее по аромату духов, но даже в этом нет надобности. Кто еще может заставить меня вспомнить детство в этом вертепе?
– Здоровки, могучий папарацци!
– Привет, – я кладу свои ладони поверх ее и мягко прижимаю к своему лицу. Мне хочется долго сидеть так, с закрытыми глазами и не видеть веселую сумятицу вокруг. Но Анка высвобождает ладони.
– Как твой улов? Поговорил с Фурой?
– Поговорил. Скажи, ты знала, что у Славки дела шли гораздо хуже, чем казалось? Что его последний альбом с треском провалился? Что концертов становилось все меньше? Коля рассказал мне, что Славина карьера на всех парах летела под откос… Ты знала, что они подрались с Гвидо? И что Гвидо перестал с ним работать?
Судя по тому, как с каждым моим вопросом ее глаза становятся все печальнее и круглее, я понимаю, что сообщаю новости.
– Провали-и-ился?! Не может быть! – Анка принимается жестикулировать в стиле итальянских купцов за соседним столиком, – это неправда, я не верю, потому что… потому что последний альбом был самой лучшей его пластинкой! Серьезно! Я только после этого начала серьезно относиться к Славке как к артисту… Там же моя самая любимая песня… – «Фонограф»… помнишь? «Между нами фотограф с нелегкой судьбо-о-ой…» – она напевает и осекается, – будто про тебя написано, папарацци?
– Точно не про меня.
– Славка вообще никогда не обсуждал с друзьями свою карьеру. У нас как-то не принято было… Иногда рассказывал смешные баечки про гастроли, но – чтобы взял вот так да и сообщил нам тиражи своего альбома?! Абсурд и профанация! А про Гвидо он всегда говорил только в крайних случаях, очень коротко и по делу… Типа: «этот ублюдок сегодня…» или «этому дятлу приспичило…». Прости, Господи! Так что я – не в теме вообще…
– Понятно. Как Белка?
– Сидит.
– Звонила Ройзману?
– Он ничего не может сделать… Если не найдем доказательств, попробуем выкупить… – неуверенно произносит она и отворачивает от меня печальное лицо.
Мы обреченно молчим несколько минут, как родственники, съехавшиеся на похороны, осознавая свое бессилие что-либо изменить и близость, которой обязаны всегда неожиданному, опутывающему вязкими водорослями горю.
– Созвон утром? – одними губами шепчет она.
– Созвон. – Я окидываю взглядом пузырящееся веселье, в центре которого мы сплели свой маленький кокон тишины, наклоняюсь и целую ее в щеку, – не грусти.
Удалившись от Отеля на пару кварталов, вспоминаю, что так и не поделился с королевой звездного мусора волнующими ощущениями, которые испытывает в последние мгновения жизни всякий повешенный. Ну и пусть! Рано ей еще об этом… Мои приватные игры в дедуктивный анализ вынудили меня часом раньше сделать звонок Ксилофонову и выпросить его «эксклюзивную» фотосъемку офиса продюсера. Ведь если таинственный душитель охотился за содержимым хард-диска Лейлы, то, спрашивается, с какой целью? Вариантов – два. Первое – получить информацию. Второе – лишить важной информации меня. Если его цель сводилась лишь к первому пункту, – ничего не поделать, – могу для вида поколотиться головой о вагон метро и попробовать жить дальше. А если – ко второму? Все, что я фотографировал в эти дни, при первой же оказии переносилось в домашний лаптоп. Кроме… последней съемки в офисе мертвого продюсера.
