Переживал, короче, по-черному. Хотел убить ее. Потом – себя, Достоевский херов. Сначала водкой. Потом наркотой. Но не получалось. Не брало и не отпускало. Он второй раз пытался поставить точку. Вынули из петли. Его кенты из службы его собственной безопасности. Прорюхали и подоспели в последнюю секунду. Спасся работой. Пластался, как бурлак на картине Репина. Пошли такие крутые дела, что он только успевал поворачиваться. Дважды в него стреляли, пришлось нанять своих быков сверх штатных камуфляжных бойцов. Все вместе стало чем-то вроде гвардии. Охранять офис в Погорельском переулке. Построил его на месте барака, где его телка родилась и провела детские годы… За этим забором он перестал замечать жену. Завертелась карусель: все по-темному ясна ночь! Темное нутро «гевагена» с тонированными стеклами, оффис, загородный особняк, виллы братков под Туапсе, стрелки и разборки. Потом все это ушло, как тонированные стекла, в фольклор и дурное кино. На смену пришли закрытые клубы, поля для гольфа, частные самолеты, совещания без прессы и резиденции официальных лиц. Кулуары правительственных учреждений.
Однажды «Серый» рассек, что спохватился жены аж через целых четыре дня, как она пропала с глаз. Акогда спохватился, и ему ее привезли, она же и устроила ему сцену.
По привычке встал на колени. Заплакал по привычке. Все ради того, чтоб она поверила, покорилась… Полюбила! Вот размечтался! Чтоб он ей сказал тогда: «Пошла на…» Это он так думал. На самом деле ему на этой земле ничего, кроме Надежды, и не надо было! Это я от себя добавляю.
Он решил переменить тактику.
Он встал в тот раз с колен, вытер лицо шелковым платочком и молча пошел вон, на ходу плюнув сначала в венецианскую вазу за пятнадцать косых, потом – в антиквариат на стенке за сто пятьдесят – Пикассо-Шмикас-со, блин.
Она ему на повышенных пуляет:
– Куда ты? Постой! Ты что, оглох?
– Да иди ты в п—у! – буркнул он, позвал водителя и поехал сам туда, куда ее послал.
Вот такая тактика: первым начать посылать до того, как она пошлет. Говорил, подействовало!
Тогда он в первый раз изменил ей с проститутками, выбранными и нанятыми его спецслужбой. И не очень это потом скрыл.
Жена теперь начала выслеживать его. Она наняла своих хмырей, каких-то непрофессионалов. Он велел разметать их своим гвардейцам, а ей объяснил, чтобы не выступала. Никогда. Она затихла. Два дня ему было ее жалко. На третий опять были проститутки. А потом ему позвонили и предложили купить видеоматериалы кое-какие.
Понятно, какие. Где жена развлекается с двумя сразу. Типа как в фильме «О, счастливчик!» с Малькомом Макдауэлом: «шоколадный сандвич».
Он взбесился – он-то решил, что «подействовало»! В смысле его посылы. Блядки.
Потом он решил напугать разводом. Она – да ради Бога!
Он подал на развод – она пуще гулять!
Его адвокат разъяснил ему, чего он может лишиться. По масштабам «Серого» теперь это были пустяки. Его деньги лежали там, куда адвокатам противной стороны носа было не просунуть. Оставить коттедж, тачку, квартиру, что-то перекинуть на счет своей бывшей – это для него было примерно то же, что проигрыш в карты или в казино или благотворительный взнос. Но одна мысль, что она блядовать будет в его аппартаментах и еще сутенеров наведет его «шампунь» пить – от этого у него крыша сразу начинала качаться.
Адвокат ему расписал, что так оно и будет, по-другому и не бывает! Опыт.
Он тут завелся.
– С какой стати? Она налепила мне рогов, блядовала направо и налево, даже детеныша не выпердела! Раздень ее по максимуму! Размажь по полной программе! Чтоб к метро «Динамо» ходила на первый-второй рассчитываться! Чтоб на Лениградке стояла среди крайних, чтобы…
Адвокат вытаращил глаза. Ему самому было жалко хозяйских денег, он ненавидел стерву-жену, он чуть не со слезами досады ждал, что супруг-ответчик велит засыпать ее золотом и брюликами в качестве отступного. А тут… Но уж слишком круто. Такого он, адвокат для приличной клиентуры из «мэлдеров», не одобрял. «Есть правила игры, об вашу мать!»
– Вот и вы—би ее по правилам! Я плачу, слышь? Прорюхал? Не плачу и рыдаю, а плачу, то есть башляю!
«Серый» поставил премию, гонорар, отстег законнику в процентное отношение к сумме отбитого у супруги капитала, включая имущество.
Адвокат швырнул в стену венецианскую вазу, которую держал за пепельницу, и взялся за дело, как никогда не брался. Битый-перебитый адвокат скоро пришел в восторг от перемен в характере хозяина:
– Так ей, суке, и надо! Х-й ей, а не бабло! Будем предъявлять неоднократные супружеские измены, преступный умысел, сговор с целью присвоения чужого имущества в особо крупных и так далее! Только дайте мне карт-бланш!
– Хоть два! – командир говорил «ату» своим псам! Адвокат бился за каждый цент. Доказал, что совместно нажитое у них только высокое кровяное давление.
Женщину взяли в крутой оборот. Подставные любовники на видео, липовые адвокаты, на которых искусно выводили жену, проплаченные истцом купленые свидетели…
Баба грызла ногти на ногах, а почтальон ей приносил повестки в суд и требования погашения предыдущих судебных издержек. Это после жизни в Париже, после парти-вечерух на яхтах, после интимных массажных тусовок с товарками по счастью, с шампанским по тысяче баксов, льющимся в бассейн и на головы. После парижских ювелирных лавок, итальянских бутиков и швейцарских клиник по омоложению! Тут вдруг на голову посыпалось совсем другое… Особняк по Рижскому, оказывается, еще не был выкуплен. Квартира оформлена на тетку «Серого», машина – на дядьку. В общем, они с адвокатом обкарнали ее жизненное пространство до размеров лужайки – однокомнатной хаверы в Свиблово с черной ванной, железной дорогой под балконом, раскуроченным и проссанным подъездом, набитым слепоглухонемыми алкоголиками вперемешку с бандитами.
Телка ревела! Рычала. Рыдала. Безумствовала. Кидалась к бандюкам. Те только пожимали плечами, врубившись в базар. Себе дороже. Да и кадр был без кассы. Ипотека тут не прокатывала.
Она дважды прорывалась к вероломному супругу-садисту отнюдь не для того, чтобы покаяться, а тем более – встать на колени! Она приходила, чтобы замочить мерзавца! Оба, по-моему, получали кайф от этого, но не сдавались.
Дважды ее выкидывали с позором вместе с ее кинжалами, ядами в шприцах, кислотой в клизме и дамским пистолетом типа «вальтер-миньон».
Даже охрана прониклась к ней сочувствием, за что дважды была уволена…
Мадам начала налегать на спиртное и, когда срубала где-то гринов – на порошок, кокс, к которому успела привыкнуть при «розовом свете». То, что ей суд присудил, раскурила и разнюхала за месяц. Известный путь. Из журнала «Вог» и одноименного клуба – в криминальную хронику «Первого канала». Она стала пользоваться тем, что ее хорошо помнили бармены и фейсконролыцики многих клубов. От былой роскоши сохранился кое-какой прикид. Она пока без труда проходила в заветные чертоги, ее усаживали и угощали с восторгом – для многих она еще вчера была недосягаемой мечтой.
