Перебивался сценариями детских передач на ти-ви, как раз после крушения своей семьи, которую он безуспешно строил. В том случае, кстати, честно пытался сохранить.
А потом было наплевать на все. Он тогда влипал в разные истории со скандалами, милицией, драками порой. На Вернадского в ресторане «Дружба» его чуть не убили. Если бы только там. Раз в него выстрелил собутыльник в чужой квартире. Пистолет был духовой, висок оцарапало и слегка контузило. Он копил злость.
Помогала нелепая мечта: отомстить за Париж. Где его обокрали и опозорили. Выставили идиотом, который может из-за вида голой парижской шлюхи потерять над собой контроль. Хотелось смыть позор, но как? Смешные, детские фантазии. И вдруг все стало реальностью, завертелось, как в кино. Месть стала возможной.
Одна подруга его познакомила с француженкой, чопорной девочкой из Сорбонны на практике в Москве. Званые обеды у нее в доме для иностранцев. Тогда еще косо смотрели на контакты. Мент в будке провожал его взглядом, вероятно, выбирая минуту, когда он будет один, чтоб «сдать». А он выходил в кампании ее гостей, тоже иностранцев, его подвозили на машине. Обходилось.
Обеды были тоже благопристойные: аперитив, жаркое, салфетки, мороженое с фруктами, кофе. «Женись на ней! – смеялась подруга. – Уедешь во Францию!» Словно попадешь в рай, так звучало. Эх, знал бы он тогда… «Чего ноешь? Ты ж все поимел!» «Чушь!»
Как-то после ужина у француженки никого не оказалось, кто бы проводил, он поделился с хозяйкой опасениями быть схваченным постовым внизу. Она предложила остаться. Постелила ему на диване в маленькой комнате рядом с кухней. Ее домработница, явная стукачка, буквально ела его ненавидящим взглядом, когда уходила последней. Наверное, комната была ее, когда требовалось остаться для уборки. А тут ей велели сваливать. А что она могла? Челядь! Это она в отчетах будет подписываться «лейтенант госбезопасности Мареева».
Лежал в доме на Вавилова, смотрел на отсветы огней на потолке: реклама на Ломоносовском и Ленинском бесилась часов до трех, потом как будто сдохла. Он встал тихонько, прошел в туалет, мохнатые половички, буржуйская санитария.
«А, чхать! Выпить бы! Чего этоя опять, какузбек в ГУМе? Откуда это рабство? Ведь были мы покорителями Европы! Половички! Трахнуть бы эту хозяйку, а менту внизу… показать большой палец, средний в смысле! Ох, детство. А отомстить не мешало бы! Сразу всем!»
Он вымыл лицо, вышел в коридор и «по-хозяйски» прошел в кухню. Открыл холодильник, выпивки там не было, какая-то вегетарианская скудность.
«Дьявол, бутылки у них в баре!» Он прокрался в гостиную. В темноте отбил коленку, нащупал бар, открыл, чувствуя себя домушником. «Привыкай, мудило!» – почему он тогда решил, что надо «привыкать»? Что ступил он на криминальную дорожку?
В баре выпивки хватало. Он взял большую бутылку «Арманьяка», глотнул из горла, в гостиной зажегся свет. Хозяйка стояла в розовом прозрачном пеньюаре и плавках и смотрела на него не особенно дружелюбно.
– Не самое подоходящее время для выпивки, а? – сухо съязвила она.
– Не могу заснуть, – он разозлился.
– Возьми стакан что ли, – она первый раз обратилась на «ты» и села.
– Не сердись… – он с удовольствием ощущал, что глоток сделал свое дело, он осмелел, нашел стакан с допотопным автомобилем на стекле, налил и посмотрел на хозяйку. Крепкая деваха с деревенской фигурой и личиком. Ждет, что я умаслю глаза и посягну на импортные прелести. «Ох, как ты ошибаешься, подруга!»
– Налить? – так и не выдавилось обращение «тебе», адресованное иностранной крале.
– Я не буду. Мне завтра рано на занятия.
Он выпил, закурил и взглянул на женщину, стараясь глядеть по анекдоту про солдата и бабу Ягу. Она ответила долгим взглядом. Словно изучала. Словно прикидывала его пригодность для жизни. И для секса – понял он ее взгляд.
Девушка была полная, с толстыми ногами, с небольшой грудью, совсем не в его вкусе. Очень здоровая: диэта – ди-этой, а жопу отрастила. Беда Запада – избыточный вес. Без своих «сорбоннских» очков и французских шмоток она гляделась женой зубного врача из Люберец. Ему стало неловко за свою холодность. Он нарочито окинул ее формы, нескромно разглядывая соски и темный треугольник. Она заметила и вспыхнула. Достала очки из кармана и надела.
– Хочешь поехать в Париж? – спросила она. Все-таки разговор закончился в постели. «Арманьяк» сделал свое дело. Она любила сзади, это все, что он запомнил. Гитарный зад в светлой щетинке.
Так это началось. Им нужен был человек, который отвезет всего-навсего книгу. Как он понял, редкую книгу, даже не русскую. Они отрыли какого-то редчайшего Шекспира. Ей пришло в голову, что с ним это будет надежней всего: за ним не числилось ни дессидентских связей, ни вообще связей, зафиксированных Лубянкой, его визиты сюда только ему одному казались засвеченными, он слишком недавно был сюда вхож, да и то в компании с обычной шлюшкой.
Ему быстро сделали приглашение к «дальней родственнице» через налаженный канал в ОВИРе. Книгу переплели вторично в переплет старого самоучителя английского, в ручной клади она должна была затеряться среди похожих дешевых изданий, какими пользуются студенты, изучающие язык. На всех уже были разрешительные штампы. Если не будут листать с пристрастием, должно пройти. Если нет…
Почему он согласился? Хотел отомстить? Пожалуй. За то давнее унижение. Он не предполагал, что случай подвернется, и он получит возможность вернуться туда, куда иные не могли попасть за целую жизнь.
Он, забегая вперед, отомстил, но застрял уже надолго… Вот до сего дня застрял.
А может быть, он застрял раньше? В Погорельском? Или в Александровском саду?
Главное – отомстил. За что? За свой позор. «За Родину, за…»
Когда-то, во время служебной поездки в Париж, по сути, халяве кой, его обули местные, взяли в том числе «гостиничные» деньги, это решило дело, – его вышибли из Франции уже свои, прервав командировку, не простив оплошности. Парень с серой наружностью в сером костюмчике. «Серый костюм», роман Владимира Андреева, забытого и расстрелянного писателя. «Серый», стукач, торгаш, о, если бы все забыть!
Унижение от своих мелких стукачей слилось с унижением от «ихних» мелких жуликов – и те, и те щелкнули его по носу, как дешевого пижона, теряющего голову от «прелестей» Запада. Они предполагали в нем этот комплекс, потому что всю жизнь сами и внушали Павлу этот комплекс, держа в клетке таких, как он.
Мелкая гебешная сошка, сами они унижались перед «фирмачами», ненавидя их, завидуя им, используя их, а его от них отлучали, так что непонятно было, кого следовало считать прокаженными – иностранцев или все-таки таких, как он, Павел?
Получалось, что прокаженный – он. А он хотел доказать, что это они, «серые» и есть презренные неприкасаемые. Ничуть не лучше сволочи, что его обчистила, «подставила», как теперь говорят. Он нахватался пожизненно арго трех стран. Все-таки журналист. Он им всем хотел отомстить. А для этого надо было до них добраться. Он даже в мечтах так далеко не заходил. Что у него будет случай съездить в Париж. За чей-то счет! Да еще с деньгами в кармане! И будет… Неужели будет? Возможность отомстить!
