— Слушай, а ты знаешь, там, в первом дворе, такой мудак, в желтой куртке?
— Мужики, я не местный. Тут брат с женой живут. Ну, видел я его пару раз сегодня. Дмитрий, по-моему, его зовут.
— О, Квас! Тёзку твоего замочили.
— Сильно вы его?
— Норма-а-ально, блядь, до свадьбы хрен заживет.
— Прикинь, его родители. Сынок, ха-ха, чисто погулять вышел!
— Все, харе. Распиздились… Время, время! Дальше погнали!
Следующий двор-колодец уже вымер. Даже собачники куда-то подевались. Группа Бабса уже кучковалась у арки и жестами показывала, чтобы подходили быстрее и не особо шумели. Последний дом перед пустырем был когда-то построен в форме буквы «Г». В перекладине буквы была арка, у которой сейчас скины обменивались впечатлениями, а в глубине располагался детский сад за сетчатым забором.
Вся бригада сгрудилась у арки, передние осторожно выглядывали, смотрели, что происходит в детском саду.
— Тише, бля. Сидят.
— Кто?
— Хуй знает. На веранде сидят.
— Дай посмотреть.
— Тихо ты! Еще бы по пояс высунулся.
— Эй, сколько их там?
— Нормально.
— Башку спрячь, дурак.
— Тихо, — свистящим шепотом сказал Роммель. — Бабс, вы — в детский сад. Мы окружаем. Дальше пустырь. Там — видите, огни, — там железная дорога.
— Странно, Роммель. Сидят, будто ни хрена не слышали!
— Какая разница, вперед!
Арка вдруг изрыгнула из своих темных глубин одинаково одетую толпу. Кинулись молча, без крика. Видать, ребята на веранде были не в лучшей форме, потому что заметили скинов, только когда они во главе с Бабсом, возвышавшимся над соратниками, как римская осадная башня, с шумом ворвались на веранду. Когда скины неслись к веранде, там кто-то включил магнитофон. Музыка сразу избавила от сомнений — эти ребята как раз те, ради которых Роммель недели две сидел на телефоне, мобилизуя людей из разных районов Москвы. Как сказал бы какой-нибудь писатель-баталист: «…тишина была разорвана зловещим грохотом кованых сапог…» Наиболее трезвые брызнули с веранды врассыпную. Остальных захлестнула волна скинов. Захлебнулся собственным рэпом магнитофон, сброшенный чьим-то пинком на землю. Орали девочки — в темноте и неразберихе они пытались выдраться из рукопашной. Шумно катались под ногами бутылки. Слабое сопротивление было скинами задавлено, смято множеством ударов, и началось побоище. Звонко лопнула об чью-то голову трофейная бутылка с недопитым пивом и пиво потекло вниз, мешаясь с кровью. Скины суетились, как муравьи, по всей территории сада. Рэпперов гоняли, настигали, стаскивали с забора, охаживали пряхами, били цепями и пинали ботинками. Некоторым удавалось перемахнуть через забор. Там их встречали с распростертыми объятиями Роммель и компания. В темноте, при зловещем свете далеких фонарей, эта картина напоминала Ад в разгаре рабочего дня, когда черти преследуют и тащат во всех направлениях упирающихся грешников. Бабс бил кого-то урной. Молодой, грамотно размахивая пряхой, запятил в угол веранды нечто в бейсболке и балахоне. После зуботычины нечто ойкнуло, и Молодой понял, что это девочка. Взяв за шиворот, Молодой поволок ее через поле боя. Какой-то усердник сбоку саданул ее по голове. Рэпперша вскрикнула, закрыла голову руками, машинально прижалась к Молодому.
— Хорош! — остановил усердника Молодой. — Мужики, это баба, не бейте. — Эй! — встряхнул ее Молодой. —
Слышь, телка, пиздуй домой и веди себя хорошо!
* * *
На Кваса и еще четверых жертва свалилась прямо с неба, точнее, с забора. Ускользнув в самом начале потехи с веранды, парень в длинной черной фуфайке с эмблемой «Nike» на груди, в трубах и белых кроссовках, вдруг вынырнул откуда-то из темноты, одним махом перелетел через забор и только тут понял, что попал он из огня да в полымя. Внятно сказав «Ох, бля!», он развернулся и еще быстрее опять взлетел на забор, но мокрые, заляпанные красным гравием кроссовки выскальзывали из квадратиков сетки. «Войковский фронт» уцепился за забор и стеганул пряхой ему по пальцам, а Аякс, ухватившись за рюкзак, сдернул рэппера с забора вниз. Жертва шумно обрушилась в мокрую траву. Только что они с завистью наблюдали за побоищем на веранде, а теперь разом бросились на свежего врага. Градом ударов его буквально вмяли в землю. Вокруг рэппера сгрудились, ругались, мешали друг другу точно ударить, попадали по ногам соратникам. Метили по бокам и в голову. Боксер прыгал на рэппере, говоря нарочито противным голосом и подражая «Romper Stomper»:
— Вре-е-мя подыха-а-ать, рэперский навоз!
Когда клоун перестал дергаться, скины огляделись. Некоторые сели на корточки и закурили. Вся возня стихла — шоу закончилось. У веранды смутно темнели несколько поверженных врагов. Ребята из группы Бабса, вчистую расправившись с рэпперами, молча перескакивали через забор. Еще одна группа, державшая забор с другой стороны, весело дубасила кого-то. Двое любителей отправились туда — на помощь. Наконец перед началом пустыря все сошлись вместе. Дышали все шумно, начали обсуждать и обсасывать свои подвиги. Но Роммель прервал:
— Все базары по пути. Уходим, блин, уходим! Мы отметились в этом районе, теперь здесь еще год об этом рассказывать будут. Мы войдем в историю, пацаны! Теперь дело за малым — доехать до дома. Странно, что менты еще не шевелятся.
Оглядываясь на поле битвы, они быстро уходили к станции, каждую секунду ожидая услышать сзади милицейские сирены. Пока сзади было тихо. Пустырь тянулся километра на полтора — два, минут двадцать быстрой ходьбы по такой ужасной грязной дороге. По пути подвели итоги. Семь или восемь человек точно сейчас поедут в больницу. Немного для тридцати четырех бойцов, но уж зато качество работы было отменным, и потом, думали-то, что рэпперов будет больше. Особенно не повезло одному — у забора. Он валялся на пути отступления всей колонны, и каждый считал своим долгом пнуть его пару раз на посошок. Десяток рэпперов, зажимая пробитые головы, разбежались во всех направлениях. Потери — в свалке на веранде двоим пионерам слегка перепало по лицу. Причем непонятно от кого, возможно, что и от своих, так, случайно.
Квас, Молодой, Сергей и Аякс шли впереди всей колонны и беседовали о футболе. В совместных акциях бок о бок сражались за общее дело «мясные» и «кони», «паровозы» и «мусора», а так же «мясные шлюхи» — «торпедоны». Квас был «динамиком», и сейчас в дружеском выяснении, какая команда дерьмо, он противостоял двум «спартачам», Аяксу и Сереге, и «торпедику»— Молодому. Но вообще все они утверждали, что идиотизм — когда русские ребята разбивают друг другу лица из-за шарфов разных расцветок, а ведь по улицам русских городов шляется столько всякой мрази. Они прошли где-то две трети пути, когда опять стал накрапывать дождик и когда из темноты донесся тихий разговор, а затем вырисовались четыре фигуры. Не останавливаясь, бритые надвинулись на них. Квас вышел чуть вперед и попытался осветить первого дрожащим огнем зажигалки:
— Стой. Если вы не рэперы, вам ничего не будет.
