- С мусорами работает?
- Семь лет светит по стремной статье. Братуха! Я ее даже не ебал. В рот дал в резине и все. Два пацана уже по пять штук зелени отстегнули. Никто за такую хуйню сидеть не хочет. Кому это надо? Я вот бегаю. Денег нет таких. Думаю, обойдется. Кое-какие люди должны помочь.
- Неприятная ситуация. Но ты вынес из нее правильные уроки.
- И ты тоже теперь вынес.
Бизнес прокуратуры строится на отборном, грязном фундаменте; капканы расставлены именно для самых несчастных и неустроенных, для тех, кто остался за бортом человеческого счастья и погряз в наркотиках, животных связях, бытовой неустроенности. В ход идут людские судьбы, низменные инстинкты работают исправно, механизм сбоев не дает, на улице шалавы будут пользоваться успехом у тех, для кого нет теплого уголка, любви и нежности. Женская плоть не оставляет равнодушным ни одного мужчину, сознание будоражится безгранично и до дикости. Особенно, когда ты находишься в изоляции.
- Пизда весит 12 килограммов, - Гениколог постоянно включал свою шарманку именно этим емким утверждением, - ученые недавно доказали.
Излюбленная им сексуальная тема в палате туберкулезников № 359 быстро стала прерогативой этого долговязого 38-летнего шофера из Тульской области. Свое прозвище Александр быстро получил за весьма специфическую зацикленность характера. Помимо женских великолепий, героем рассказов худощавого усача Саньки был его собственный член. Палка, как он предпочитал выражаться.
- Все бабы – шлюхи, и трахать их надо по-черному, палкой в жопу, где резинка туже. Ха-ха-ха.
На тумбочке Гениколога скопились все журналы эротического содержания, имеющие ход по отделению, когда эта информация была поглощена, свежие издания стали закупаться с лотка у метро. Если в первый день он произвел на меня отвратительное впечатление озабоченного сексуального маньяка, то со временем я привык к его эмоциональным натуралистическим выходам, пошлость перешла в норму, извращенные шутки стали необходимы. Периодический просмотр порнографических фильмов тоже инициировался Геникологом, из соседних палат приносился телевизор, видеомагнитофон, кассета, и после отбоя четыре мужика с его комментариями два часа наблюдали за соитиями на экране. Заснуть под стоны было невозможно, после просмотра киношедевра сделать это было еще сложнее. 47-ми летний слесарь Московского речного порта Белочка отказывался посещать сеансы немецкого подпольного искусства и уходил в курилку.
- А ты пизду, наверное, уже лет десять не видел в близи, - именно к диалогу с ним сводил свои монологи Гениколог.
- Я?! – начинал оправдываться Белочка, - я их столько видел, что тебе и не снилось. Я пол завода перетрахал.
- Слесарей что ли?
- Нет! На предыдущей работе. На фабрике.
- Что ты мне пиздишь? У тебя же не стоит.
- Все у меня стоит!
Его яростные возражения говорили всей палате о том, что, возможно, Гениколог был прав.
- Ты сам же нам говорил, вот, парни подтвердят, что свое уже отъебал.
Парни подтверждали. В пылу одного из споров Белочка произнес эту, ставшую гробовым гвоздем, фразу. Вскоре, в отделении об его несостоятельности знали все.
- Да пошел ты, Саш, - испуганно защищался он, - я имел в виду шлюх. Да, с ними я закончил. Хочется чего-то для сердца. Человека хочется.
- Тут одно из двух. Говори – ты свое отъебал или нет?
- Ой, отстань.
- Или ты язычком там у них лижешь до сих пор?
- Прекрати!
- Наташку в душе жахал, сознавайся?
- Какую Наташку?
- Дурачком не прикидывайся. Уборщицу. После Тимохиного дня рождения.
Мы ее для тебя пригласили сюда, до вечера водкой поили, а потом ты ее обнял, и вы ушли вдвоем курить. На 20 минут. Ебал ее языком, старый хрыч?
50-ти летняя алкоголичка Наташка никогда не отказывала больным в своей компании, и после одного из застолий прошел слух, что она отдалась Белочке. Каждое последующее ее появление в нашей палате в поисках чего-нибудь выпить встречалось скорбезным юмором. Белочка очень смущался и отрицал их связь. Ко дню ее рождения больные скинулись деньгами и купили ей кофточку. Женщине действительно было приятно такое внимание. Присутствие Наташи в стенах диспансера, ее необидчивое сердце, давало возможность шутникам поднять общее настроение за счет беззащитной уборщицы.
- А! Натуська! Добро пожаловать, - говорил ей Гениколог, когда она сканировала нашу палату, - к любимому пришла?
- Брось ты Саш…
- Нет его. Зато есть мы. Нам дашь по очереди?
- Хватит, хватит. Дайте лучше сигарету.
- Понятно. Не изменяешь ему.
- Да ну вас. Пойду я. Позже зайду.
Белочка пил каждый день, чем и был ей интересен. Наименован так Сергей был именно за потенциальную склонность к белой горячке. Наташе судьба тоже далеко не улыбалась. За 900 рублей в месяц она мыла туалет в туберкулезном диспансере, ее взрослый сын нигде на работал и частенько навещал ее в поисках денег, а внучку изнасиловали. Открытая, она рассказывала о бедах своей жизни всему этажу. В отделении, где люди находились по пол года и были объединены одним несчастьем, открытость намного превышала нормы обыденной жизни. Пафос, брезгливость, высокомерие, корысть, эгоизм здесь высвечивались, словно неоновая вывеска, и презирались. В обществе опасных туберкулезников многие негативные человеческие качества исключались из пользования самой атмосферой. Когда делишься последним, на что, как оказывается, в соответствующих условиях способен каждый, то воспитываешь в себе настоящую силу, ведь взять лучшее может любой, а отказаться от лучшего в пользу любого может только герой. Здесь, где все на виду, прозрачно, людская природа не позволяла человеку жиреть, когда сосед голодает. Индивидуалист среди пораженных палочкой Коха обрекался быть изгоем. В каждой палате на столе лежал общак из печений, булочек, шоколадок, конфеток, всю зиму между рамами окна у нас располагался холодильник с котлетками, огурчиками, салатиками, творожком. Помощь близких. Питание в диспансере было более чем скудным, и без дополнительной еды голод вряд ли позволил удачно пройти курс лечения. Чахотка требует строительных материалов. Самое неудобоваримое в местной столовке, куда мы три раза в день ходим через больничный двор, это гуляш. Им почивают чаще всего. Когда жуешь мелкую мясную требуху, то легонько тошнит. Сплошные прожилки. Жирная резина. Поглощение цельных кусочков гуляша равносильно заглатыванию чего-то инородного. Зато постоянно дают яйца, свежую выпечку, масло, чай, сахар. Два супа – на выбор. Стабильно чередуют картошку, плов, гречку. Обязательна каша. Рагу вечером – остатки от первого блюда в обед. Съедается все. Последний раз кормят в пять вечера, к девяти - как будто и не ел вовсе. Тара своя, каждый, идущий кушать, несет в руках пакетик с тарелкой, ложкой, вилкой и кружкой. Мужчины обычно присаживаются за один стол, женщины за другой. В разговорах царит ирония. Защитная реакция всех тех, кто попал в беду, это повышенное чувство юмора. Стремление найти в черной действительность туберкулезника моменты, позволяющие повеселиться, порождая в больных мастеров шуток, непревзайденных актеров по жизни, позволяет им легче переносить трагедию. Здесь, бывало, я смеялся так, как не смеялся нигде. Делятся последними событиями в палатах.
