- Героин, - говорил Гарик, - это безразличие. Героин – это бесстрастие.
Ради героина Гарик мог пойти на все, предать, обмануть, подставить. Ради спокойствия, которое героин дает тем, кому его очень не хватает. Самая мощная страсть оказалась страстью к бесстрастию, поэтому после трех-пяти уколов люди готовы отказаться от всего земного всего лишь за фрагмент грязной искусственной копии того состояния, которое проповедовал две тысячи лет назад нищий по имени Иисус Христос. И никаких денег не надо.
- У меня там тысяча долларов была, - заплакала Катя, когда я вернул ей сумку, и мы ехали с ней в метро.
Продуманный наркоман в тот вечер возле ракушек был искренен:
- Тимох, - сказал он, - здесь 200 долларов. 100 – тебе, 100 – мне. По братски.
По братски. 100 долларов дает мне, 900 оставляет себе. У меня даже и мысли не было в той дикой ситуации проверять правдивость его слов. Только доверчивостью, подрывая добро мира, наркоманы и пользуются, ибо добро было для них подорванно с самого рождения. Люди выбирают безразличие тогда, когда тяготы жизни не выносимы. 18-ти летний Мавр шастает по улице Поселка в поисках денег на порошок, по этой же улице его отец шастает в поисках денег на бутылку водки. Мавр помнит, как в детстве, на его глазах избивали мать. Подмосковные вечера. Глубина обсуждения наркотических тем равна глубине, с которой ученые обсуждают научные работы. Планирование преступлений, грабежей, краж, по уровню продуманности равносильно утверждению какого-либо рекламного проекта или даже политических технологий. Вор всегда обращает внимание на то, на что другой человек внимания бы не обратил. Замки, форточки всегда и везде в поле зрения. Своя система ценностей окружающего мира, свои точки приложения человеческих возможностей. Преступники – не хуже и не лучше законопослушных людей в области таланта, умений, навыков, стремлений. Вся проблема в том, что их сфера деятельности затрагивает чужую собственность, в то время, как законопослушные не пытаются посягнуть на чужое. Я сразу полюбил воровать. Это молодит. Оживляет. Лучше всяких косметик, подтяжек и пластических операций. Старики красть не будут. Воровство – для лихих сердец. Дико заводит, внушительный адреналиновый кайф. Грамотно украсть – это силу придает, смелее идешь по жизни. Я же смог перешагнуть закон, а большинство боится. Мощное самоутверждение. Главное для успеха в криминальном предприятии, как и в любом другом, это уверенность. Вера сильнее законов. Настоящие уличные преступники – это высококлассные профессионалы, и только образ жизни не позволяет им занять должное место среди человеческих гениев. Кузьма из Поселка уже имел срок, сейчас был на воле и промышлял квартирными кражами, а вырученные деньги спускал на кайф. Кайфовал, когда деньги были, и бедствовал, когда их не было. Сейчас бедствовал.
- Купи мне мороженное, пожалуйста, - попросила его знакомая девица.
- Денег нет.
- На.
Она протянула ему смятую купюру. Кузьма уходит в магазин, но возвращается без мороженного.
- Прикинь, - убидительно начал парень, вкрапив в свое повествование интонации возмущения, - меня продавщица кинула на десятку. Взяла деньги, ушла в подсобку и не возвращается. Через некоторое время от туда выходит другая и говорит, что кроме нее здесь никого нет и не было никогда. Я хотел внутрь пройти посмотреть, она мусорами пригрозила.
В кармане у Кузьмы лежала такая желанная пачка сигарет. Если ты ушлый, то ты будешь задействовать свое качество при любом, даже самом малозначимом случае. Сегодня нет денег на сигареты, а завтра тратишь 1000 рублей в день на героин. Жизнь наркомана зиждется на неожиданностях, пользоваться которыми она и учит. Мавр неделю отсутствовал в Поселке, проводя это время в деревне, дабы вырваться из щупалец среды и сбить дозу до минимума. Возвращаясь домой и думая о том, где бы взять торчева, он уже на вокзале случайно как специально встречает знакомого торчка, бросает свою тетку с баулами, которая так надеялась на его помощь, и уезжает на точку за наркотиками. Надежда… Наркоман – это тот несчастный, у которого не осталось в жизни никаких надежд, кроме кайфа и забытия. Все богатство мира отсечено, ему остались только наркотики, барыги, мусора и бабло. Клетка. Где гибнут. Неволя. Как и любая другая страсть. Свобода – это бесстрастие, однако, когда начинаешь курить травку, кажется, что свободу как раз дает именно она. Однажды мы с Нарезкой дико опаздывали на важную встречу, но не могли отказать себе в наркотике. Химка, пропитанная бензином марихуана, сделала свое дело, возле мусоропровода десятиэтажного дома я стал блевать, а он кашлять как раз тогда, когда кто-то вышел из лифта и кинул на нас неодобрительный взгляд. Гурманы. Конечно, это безразлично, но выглядеть в таком свете в связи с предстоящими выборами депутатов в Моссовет не хотелось. Выходим на улицу. Весь мир, как новый. Я глазею на прохожих, как будто меня забросили сюда с другой планеты. Прохожие смущаются, Нарезка гомерически смеется. Неловко как-то. Выгляжу я возмутительно. Мы вламываемся в близжайший супер-маркет.
- Вадика можно.
- Какого Вадика?
- Вадима Александровича Дворянова.
Продавщица, не меняя своего подозрительного взгляда, удаляется звать директора. Через три минуты появляется мой бывший одноклассник. В первом классе я огрел его сумкой со сменной обувью по голове, сотрясение мозга, какая-то случайная бабушка везет его домой на санках, меня на следующий день директор школы строго отчитывает в своем кабинете, а вечером папа стегает ремнем. С тех пор с Вадиком у нас отношения очень хорошие.
- Вадик, - я стараюсь не смотреть ему в глаза, чем выгляжу еще более не естественным, - привет. Извини за беспокойство, мы опаздываем в администрацию. Там сегодня какое-то собрание, а я баллотируюсь на пост депутата. Добрось, пожалуйста.
Он отзывчив. В машине я рассказываю о своей предвыборной платформе и призываю голосовать за меня. В подъезде, где мы только что раскуривались через выброшенную кем-то пластиковую бутылку, было насрано. Красный ковер коридоров администрации позади, Нарезка остается в коридоре, я вхожу в зал. Весь бомонд Района. После районного сброда. Дивно. Коммерсанты, партийные функционеры, общественные деятели, редактора газет, представители научных кругов.
- Нам надо решить, - призывал господин Щ. из «Яблока», - в каком порядке размещать представления кандидатов в районном органе печати. Я предлагаю провести жеребьевку.
- А я предлагаю, - противостоял ему господин Б., - разместить представления в алфавитном порядке.
Грызня. Неописуемая мелочность. Нескрываемая корысть. Все серьезные, в пиджачках, с папочками, с листочками. Какая-то игра со своими правилами и ролями. Дочки-матери для взрослых. У меня даже ручки не было. Чувствую себя не уютно. Главное, чтобы не надо было ничего говорить. Могло бы быть неадекватно. Обошлось. Мы вышли из администрации, мимо проезжал мой друг детства Макс. Заметив меня, он тормознул с желанием пообщаться. Меня елозили другие желания. Выдавать бред и смотреть на реакцию людей – это была моя отрада, издевательство над собой и миром. Через боковое стекло я всунул свое лицо в его салон и дал волю наркотическому опьянению:
