— Сейчас-то хорошо, — сказал Том, — а вот на обратном пути на солнцепеке будет похуже.
— У нас есть топи, — напомнила Анита, взглянув на два пробковых шлема на сиденье между ними. Она взяла с собой мощный бинокль, купленный в прошлом году в Кобэ, и, несмотря на тряску, без устали наводила его на реку, где рыбачили мужчины и купались женщины.
— Красиво, правда? — сказал Том.
— Конечно, гораздо милее с черными телами, чем с белыми.
То был лишь умеренный восторг, но Тому он, похоже, понравился. Ему очень хотелось, чтобы сестра полюбовалась долиной Нигера, но он старался не пропустить поворот налево к Гаргуне.
— Километров пятьдесят — плюс-минус, — пробормотал он и вскоре добавил: — Здесь, но я не рискну ехать по этому песку.
Он остановил грузовик и выключил двигатель. Тишина оглушила. Они сидели не шевелясь. Изредка с реки доносился чей-то вопль, но на открытом безбрежном просторе любые голоса казались птичьими криками.
— Одному из нас — точнее, тебе — придется остаться в машине.
Том спрыгнул на землю.
— Я пойду пешком, отыщу деревню и сестру Джохары. Это должно занять минут десять — может, чуть больше. Ты посидишь здесь, ладно?
Выехав утром, они еще не видели ни единой машины.
— Мы стоим прямо посреди дороги, — сказала она.
— Знаю, но если сдвинуться вправо, можно увязнуть в песке. А этого мне как раз и не хочется. Если вдруг занервничаешь, выйди и поброди вокруг. Еще не жарко.
Она не боялась остаться одна, но обстановка ее все же нервировала. Для этого случая Том вполне мог взять с собой кого-нибудь из мужчин — они ведь просиживали целыми днями в кухне. Неожиданно Аните пришло в голову, что она не видела Секу с того раза, когда их чуть не сбил мотоцикл, и она забеспокоилась: возможно, его нога или ступня серьезно повреждена. Размышляя о нем, Анита вылезла из машины и пошла той же дорогой, по которой отправился Том. Она не видела его впереди — лишь невысокие дюны, поросшие кое-где низким кустарником. Она задумалась, почему небо здесь не бывает по-настоящему голубым и всегда серого оттенка.
Надеясь хоть мельком взглянуть на Гаргуну, она взобралась на небольшой песчаный холм, но впереди лишь маячили высокие колючие кусты. Ей очень хотелось увидеть деревню, и она могла ее себе представить: ряд округлых хижин, разбросанных довольно далеко друг от друга, и перед каждой — расчищенная площадка, где клюют что-то в песке домашние птицы. Она повернулась направо, где дюны казались чуть выше, и пошла по тропинке, ведущей через и вдоль них. Дюны разделялись узкими расселинами, иногда очень глубокими. Все гребни располагались, похоже, параллельно друг другу, и чтобы перейти с одного на другой, приходилось спускаться и сразу же снова подниматься. Поблизости одна дюна возвышалась над остальными, и Анита не сомневалась, что сможет увидеть с нее грузовик, стоящий на дороге. Добравшись до нее и чуть-чуть запыхавшись, встала наверху. В бинокль она увидела, что грузовик — на месте, а слева вдали растет купа голых деревьев. «Деревня — с той стороны», — предположила Анита. Потом заглянула в расселину меж дюнами, и при виде бессмысленной скульптуры, покрытой алой эмалью и хромом, у нее екнуло сердце. Там внизу лежали огромные валуны: мотоцикл занесло, и два загорелых торса швырнуло на скалы. Машина причудливо искривилась, тела переплелись, и их равномерно забрызгало кровью. Звать на помощь было уже поздно — тела неподвижно лежали под откосом, невидимые никому, кроме того, кто встанет точно там же, где она. Анита развернулась и быстро сбежала по склону.
— Уроды, — пробормотала она — правда, уже без возмущения.
Когда вернулся Том, она уже сидела в грузовике.
— Нашел ее — Джохарину сестру?
— Конечно. Деревенька крохотная. Разумеется, все всех знают. Давай перекусим. Здесь или на берегу?
Сердце у нее по-прежнему учащенно и сильно билось. Она сказала:
— Давай спустимся к реке. Наверное, там ветерок.
Теперь она поразилась, что, увидев разбитый мотоцикл, почувствовала вначале бурную радость. Анита вспомнила, как в тот миг по телу пробежала приятная легкая дрожь. Пока они брели к берегу, она вновь подумала: хорошо, что не рассказала Тому о столкновении с двумя американцами.
XI
— Теперь тебе лучше спится? — спросил ее Том.
Она запнулась:
— Не совсем.
— Что значит — не совсем?
— У меня неприятность.
— Неприятность?
— Рассказать тебе?
— Ну разумеется.
— Том, по-моему, Секу заходит ко мне по ночам.
— Что? — вскрикнул он. — Ты с ума сошла. Что значит — заходит к тебе по ночам?
— То и значит.
— Что он делает? Говорит что-нибудь?
— Нет-нет, просто стоит у моей постели в темноте.
— Бред.
— Знаю.
— Ты его ни разу не видела?
— Как? Темно ведь, хоть глаз выколи.
— У тебя есть фонарик.
— Это и пугает меня больше всего. Включить свет и увидеть его наяву. Мало ли что он тогда сделает, зная, что я его видела.
— Он же не преступник. Господи, и почему ты такая чертовски нервная? В Нью-Йорке же гораздо опаснее, чем здесь.
— Я верю тебе, — сказала она, — но дело не в этом.
— Так в чем же? Тебе кажется, что он приходит и стоит у постели. Почему ты так думаешь?
— Это-то страшнее всего. Я не могу тебе объяснить. Это очень пугает.
— Но почему? Думаешь, он собирается тебя изнасиловать?
— Да нет же! Ничего подобного. Мне кажется, будто он хочет, чтобы мне приснился сон. Сон, которого я не в силах вынести.
— С его участием?
— Нет, его нет даже во сне.
Том вышел из себя:
— Да что же это такое! О чем мы, в конце концов, говорим? Ты сказала: Секу хочет, чтобы тебе приснился какой-то сон, и он тебе снится. Потом он приходит на следующую ночь, и ты боишься, что сон приснится вновь. Зачем, по-твоему, он это делает? Я имею в виду — какой ему в этом интерес?
— Понятия не имею, но от этого еще ужаснее. Знаю — ты считаешь, что это нелепо. Или думаешь, будто я все придумала.
— Нет, я этого не сказал. Но если ты никого не видела, как ты можешь быть уверена, что это Секу, а не кто-нибудь другой?
Позже он спросил ее:
— Анита, ты принимаешь витамины?
Она рассмеялась:
— Боже, ну конечно. Доктор Кёрк надавал мне целую кучу. Витамины и минералы. Он сказал, что здешняя почва бедна минеральными солями. Я уверена — ты считаешь, будто у меня какой-то биохимический дисбаланс, который и вызывает сны. Возможно. Но меня пугает даже не сам сон. Хотя, господь свидетель, о нем так противно говорить.
