Условились, что Гроув отвезет их на вокзал в Сан-Фелипе и посадит на поезд до столицы. Пока они шли через крытую галерею в sala, Гроув добавил:
— Лючита все равно в пятницу уезжает.
Прыткая, словно ящерица, Лючита обернулась в дверях.
— Уезжаю? — хрипло воскликнула она. — Ты так считаешь? На поезде?
Дэй уселась на указанное ей место, пока Гроув складывал подушки у нее за спиной. Она внимательно следила за девушкой. Гроув повернулся к ней и бесцеремонно сказал:
— Лючита, помнишь ресторан на Пляс де л’Альма под названием «Аля Гренуй де Канталь»?
Серьезно глядя на нее, он ждал ответа. Дэй сначала изумилась, а затем пришла в ярость и, в конце концов, была вынуждена принять сторону девушки. Это был бесчестный, неравный поединок: Лючита поникла и обмякла, словно ей нанесли невидимый удар. Через минуту она еле слышно произнесла:
— Да, Веро.
Немного спустя, когда представилась возможность, Дэй сказала мимоходом Гроуву:
— Похоже, вы знаете ответы на все вопросы.
— Не на все, — возразил он, внимательно на нее посмотрев.
Она надеялась приглушить резкость в голосе, но поняла, что все же выдала себя: взгляд его был быстрым и пронизывающим. И еще ее удивила проницательность Гроува, распознавшего враждебность, которую ей хотелось скрыть: это противоречило некоторым ее ключевым представлениям о нем.
Когда они добрались до спальни и закрыли за собой дверь, Дэй застыла на месте.
— Тебе ясно, что я о нем думаю? — спросила она. Они с девчонкой не в ладах — вот и все.
Похоже, обсуждать это было бесполезно. Обложившись в постели подушками, она наблюдала, как доктор Слейд шаркает по комнате в купальном халате. Вскоре он лег на соседнюю кровать, снял наручные часы и, протянув руку, положил их на тумбочку.
— Ты никогда не задавал себе вопрос, — сказала она, пристально глядя на него, — почему он привез нас сюда?
Он посмотрел недоверчиво:
— Почему? Боже мой, девочка, да он просто гостеприимный хозяин! Как ты можешь спрашивать почему?
— Я могу спрашивать все, что угодно, — сказала она.
25
Было двадцать пять минут девятого. Лежа в кровати, Дэй слышала шорох птичек в кустах патио. Благодаря затишью она могла расслышать даже далекие звуки на кухне: стук поставленного ведра, женскую трескотню, шум захлопывающейся двери. Тейлор лежал на боку и спал. «Завтра в это же время я буду уже в поезде», — подумала она, не зная, как пережить предстоявший огромный день ожидания.
Моясь в плохо освещенной ванной, она говорила себе, что каждый час равен примерно четырем процентам оставшегося времени, и это означает, что через каждые пятнадцать минут тикает один его процент. После этих вычислений время показалось вначале конечным и терпимым, однако, взглянув несколько раз на часы через тщательно отмеренные промежутки, она поняла, что пятнадцать минут — все же очень долгий период.
Утром она дала горничной постирать пару небольших вещей, пояснив, что они будут нужны ей к вечеру. Между приступами укладывания чемоданов она загорала вместе с Тейлором в патио. Как раз перед обедом девушка принесла обратно всю одежду — постиранную, высушенную и проглаженную.
— Ну конечно, в этом климате все сохнет за две минуты, — сказал Тейлор.
В час дня они собрались в sala за коктейлями. От разногласий между Гроувом и Лючитой не осталось и следа.
— Еще по одному, перед тем как перейдем в ледник, — предложил Гроув, налив еще каждому, кроме Лючиты, которая до сих пор потягивала первый.
— Умница, — заметил доктор Слейд. — Вы ведь никогда много не пьете?
— Меня от этого мутит, — ответила она.
Сидя прямо напротив Лючиты, Дэй смогла рассмотреть ее вблизи. Увиденное весьма неприятно ее поразило: впервые в жизни ей показалось, будто она смотрит на зомби. Глаза девушки были почти закрыты, а лицо расплылось в широчайшей, бессмысленной улыбке. Когда к Лючите обращались, ей, очевидно, трудно было подыскать слова для ответа. «По крайней мере, — подумала Дэй, — это блаженное состояние предвещает спокойный обед».
— Выходит, это наш последний совместный обед, — сказал доктор Слейд, зачерпывая ложкой гаспачо. — Мне было так приятно, что даже не хочется ломать устоявшийся уклад. Эту часть поездки я, конечно, не забуду никогда.
Дэй прыснула со смеху и покраснела. Доктор Слейд, похоже, не услышал. Лючита уставилась на нее внезапно расширившимися глазами, а затем откинула голову назад и презрительно воззрилась со своих недосягаемых высот на ужимки этой алкоголички.
— Знаете, Дэй, а вы ведь упустили прекрасный шанс, — Гроув ткнул в нее сигаретой. — Я мог бы свозить вас в Сан-Фелипе. На здешнюю фиесту.
Дэй принесла коктейль с собой и теперь потягивала его.
— Не говорите мне об этом, — взмолилась она. — Не хочу знать, чего я лишаюсь.
Пока другие беседовали, она подсчитала, что прошло уже около двадцати двух процентов времени.
— Так что вы на это скажете, Дэй: отложить поездку и поучаствовать в фиесте?
— Вы шутите?
— Нет.
— Мы, разумеется, не будем ничего откладывать. Мы уезжаем завтра утром, — она засмеялась, чтобы не показаться невежливой, и посмотрела на Тейлора, опасаясь, что тот, возможно, еще поставит отъезд под вопрос. Она бы не удивилась, если бы в эту минуту Гроув вдруг во всеуслышание заявил, что уехать они не смогут. Но затем поняла, что опасность миновала и он больше не заикнется об этом.
Когда встали из-за стола, доктор Слейд опустил ладонь на руку Гроува:
— Если вы не возражаете, я воздержусь от кофе и отправлюсь прямиком в постель.
— Да, — сказала Дэй, — мне тоже спать хочется.
Избегая палящих солнечных лучей, они медленно пошли по галерее к своей комнате. Гроув окликнул их:
— Чай в пять прямо в комнату?
— Чудесно! — сказала Дэй, а затем проворчала: — Завтраки и чай — лучшее, что подают в этом доме. Мне казалось, обед не кончится никогда.
— Он готовит чертовски крепкие коктейли, — заявил доктор Слейд.
Шторы были задернуты от резкого света с патио.
— Ничего, если я еще поукладываюсь? — спросила она. Ради бога, — ответил он, закутываясь в свой пляжный халат, а затем с резвым «фюйть!» рухнул на кровать.
Некоторое время она бесцельно бродила по темной комнате, перенося предметы с места на место. Наконец, ей стало ясно, что все упаковано, кроме вещей, которые надо оставить напоследок. Здравый смысл велел ей оставаться в комнате, где она не рисковала столкнуться с Гроувом и вступить с ним в разговор, но она не могла смириться с перспективой молча пролежать в темноте два-три часа и слишком нервничала, чтобы читать. Ничего не оставалось, как только выйти наружу.
