— Ты спастик! — сказал Басси театральным шепотом, который все слышали, и позже рассказал всему классу, каким гомосексуалом я оказался. Он не давал мне забыть об этом случае и, если ему было нечем заняться, мучил меня — мальчика, который рассматривает картинки с феями, а хуже этого преступления ничего и представить нельзя.
После школы я набросился на Черри.
— Ты что, с ума сошла? — рявкнул я.
— Что случилось?
— Что случилось? Чего ради ты стала размахивать книжкой про фей? Теперь все надо мной смеются.
— Но там ведь были и драконы, — сказала Черри. — Я думала, ты захочешь на них посмотреть.
Что скажешь на такую глупость! Я обматерил ее и умчался в ярости.
— Я, кажется, смогу починить Зедова робота! — крикнула Черри.
Я бы вернулся и выругал ее еще раз, но тут заметил, что приближается Басси, а на данный момент я с ним уже наобщался вволю.
Басси хотел быть профессиональным футболистом, но оказалось, у него маловато способностей. Впрочем, из него вышел вполне успешный бизнесмен — у него два гаража в Глазго, и один в Мазервелле, и еще прачечная в Пейсли.
Это был плохой день в школе. За обедом Сюзи вышла поговорить с Грегом с глазу на глаз. Это было очень тревожно. Я уже видел, что он становится к ней ближе. А вчера мне показалось, что он не так охотно выслеживает в небе Чудовищные Орды Ксоты.
Я поплелся домой один. До «Лед Зеппелин» оставалось два дня. Я смотрел на плакаты у себя на стенах, и снова мечтал быть взрослым и повидать «Лед Зеппелин» в Ванкувере, или в Нью–Йорке, или в Лондоне, а не торчать в школе в Глазго.
ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН
В тот вечер я позвонил Грегу. На звонок ответила его мать. Грега не было дома, а где он, мать не знала. Я позвонил Сюзи. Ее тоже не было дома. Я подумал, что, может быть, они где–нибудь вместе. Я поразмыслил, не позвонить ли Зеду, но решил этого не делать. Я редко ему звонил, боясь, что ему это может не понравиться.
Я вышел на улицу, где пятна дождя пролетали в белом свете уличных фонарей. Я укутался в свою шинель и нацепил новые темные очки. Мне они нравились. Я в них мало что видел, но это был крутой аксессуар.
Было очень холодно, поэтому я быстро шел по улице один, в никуда, просто чтобы согреться. Концерт близился, но странное дело — волна возбуждения, кажется, пошла на спад. Я горевал из–за Сюзи. Я бы никуда с ней не пошел, у нас не те отношения. Вот она какая — всего несколько дней, как одна, и уже развлекается с Грегом. В конце улицы была какая–то подстанция, огороженная забором с предупреждающей надписью от Совета по электроэнергии. Я прислонился к забору, укрывшись от ветра, и смотрел в небо. Там ничего не было: ни цеппелинов, ни фантастических тварей, ни гостей из Атлантиды.
Я продрог и с отвращением осознал, что Атлантиды не существует. Она не восстанет из вод, когда «Лед Зеппелин» сыграет в Глазго. Ничего не произойдет, разве что Сюзи с Грегом будут целоваться у меня на глазах, и меня выгонят из зала за то, что я — единственный унылый зритель.
— Привет, — появляясь рядом со мной, сказала Черри.
Я злобно зыркнул на нее.
— Извини, что поставила тебя в неудобное положение с этой книгой про фей, — сказала она. Вид у нее и впрямь был очень виноватый.
Я пожал плечами:
— Да ладно.
— Почему ты здесь стоишь?
Я снова пожал плечами.
— Переживаешь из–за Сюзи? — спросила Черри.
— С чего ты взяла?
— Видно же, — ответила Черри, и я понял, что это, конечно, так. Наверно, все знали. Еще одно унижение.
Мне отчаянно нужно было, чтобы кто–то выслушал мои проблемы. Так что я сказал, что, да, я очень страдаю по Сюзи. Черри долго выслушивала меня, потом аккуратно положила чехол со скрипкой на сухой лоскуток земли.
— Ненавижу скрипку, — сказала она.
— Зачем тогда играешь?
— Родители заставляют.
Я был восхищен ее честностью. Я рассказал ей о Сюзи еще.
ПЯТЬДЕСЯТ ДВА
Я в супермаркете с Манкс.
— И начал страдать по Сюзи перед Черри?
— Конечно. А почему бы нет?
— Да так, вообще–то, — говорит Манкс. — Хотя, можно сказать, ты недалеко продвинулся за последние двадцать шесть лет. Все жалуешься мне на женщин, которых любишь без взаимности.
— Спасибо, что напомнила.
Я беру персик и сжимаю его — посмотреть, спелый ли. Он подается у меня под пальцами, и я кладу его обратно на полку. Я не покупаю давленые персики.
— Я уверен, что в некоторых областях я продвинулся.
Мы неожиданно попадаем в довольно серьезный инцидент с салатом. Манкс катит коляску с ребенком вокруг угла овощной секции, когда ей вдруг приходится затормозить, чтобы избежать столкновения с женщиной, которой внезапно вздумалось подойти к картофелю. От неожиданности я налетаю на Манкс, а она, ткнувшись в поднос с салатом, выворачивает на пол все его содержимое.
Зелень, аккуратно завернутая в липучую пленку, распрыгалась и раскатилась по всему полу. Мгновение — и повсюду салат.
— Овощная катастрофа, — кричу я.
Мы глядим на пол, заваленный салатом, но не делаем и попытки его собрать. Мы невозмутимо направляемся к кассе.
— Видишь, — говорю я Манкс. — Мы делаем успехи в жизни. Когда–то крупная салатная катастрофа, вроде этой, на нас очень повлияла бы. Нас бы запугали продавцы, и мы — возможно, униженные — выбежали бы из магазина. А теперь — плевать. Пусть продавцы таращатся. Мы это переживем.
Мы платим за покупки и удаляемся. Манкс едет ко мне. Мы собираемся приступить к судейству.
— Ты уже прочел какие–нибудь книги?
— Нет. Они все на вид такие скучные. Если бы мне надо было дать приз самой скучной книге, я бы это сделал тут же.
ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ
Наконец открыв коробку, я, к своему удивлению, обнаружил там не только книги. Там были еще и рукописи. Стопки бумаги, которые только ждут, что из них сделают книги. Это был конкурс дебютных романов, но некоторые из них еще не были опубликованы.
— Это все усложняет, Манкс. Рукописи — неподъемны. К тому же я надеялся, что мне поможет то, что пишут на задних обложках, а на рукописях нет таких надписей.
— Здесь и стихи есть.
— Знаю. Готов поклясться, что про стихи никто и словом не обмолвился. С чего бы это людям думать, что я компетентен судить поэзию?
— Это странно, — соглашается Манкс. — Но судить книгу стихов, должно быть, не так трудно, как роман. Не надо столько читать — взглянул на пару строчек и примерно понятно, что к чему.
