– Играть под твоим окном на глазах у изумленной публики – это, конечно, поступок, – сказала Катя. – Но как же Никита? Ведь ты любишь его, мам!
– Зато он меня разлюбил, – хмуро ответила я и закусила губу.
Открыв дверь, я вышла из квартиры и быстро спустилась вниз.
Антона у подъезда не было, что меня порадовало, так как многие соседи все еще стояли на балконах, видимо, в ожидании второго отделения. Сделав невозмутимое лицо, я покинула двор. Антон медленно прогуливался по дорожке за домом и курил. Гобой он уже разобрал и спрятал в сумку. Заметив меня, бросил сигарету в траву и широко заулыбался. Когда я подошла, он поцеловал меня в щеку и нервно заговорил:
– Зая, ты не сердишься? Я тут сидел эти дни в одиночестве, работы нет сейчас, заняться нечем, читал, конечно, но все о тебе думал. Решил, что ты больше не хочешь меня видеть, а приезд дочек просто благовидный предлог.
– Ты их мог видеть сейчас в окне, – сказала я и пошла в сторону метро.
– И они очень хорошенькие, насколько я мог судить на таком отдалении, – произнес Антон заискивающим тоном и пристроился рядом. – Прямо как мамочка, – добавил он и заглянул мне сбоку в лицо.
– Я старше тебя на пять лет, – ни с того ни с сего сообщила я.
– Я знаю, лапуль, – заулыбался он. – Мне Злата сказала еще тогда.
– Значит, ты интересовался моим возрастом, – констатировала я.
– Просто я тобой интересуюсь, – сказал Антон. – Ты мне нравишься, мне с тобой легко общаться, к тому же ты не зациклена на деньгах, как все эти молодые девки. И я, хочу сознаться, даже прочитал одну из твоих книг про гейшу. Очень достоверно описано. А ведь я не один раз бывал в Токио на гастролях, так что могу судить.
– Это не мои книги, – сухо произнесла я. – И я уже устала всем объяснять, как ко мне попали эти рукописи.
– Зая, ну кому ты это говоришь? – рассмеялся он. – Я все-таки вращаюсь в мире творческих людей и знаю, что все это одни отговорки, что такое невозможно, что это рекламный трюк и ничего более. И мне ты можешь эти сказки о твоей непричастности не рассказывать. Хотя, надо заметить, только ты не обижайся, лапа, книжки так себе, чтение для женщин и сугубо развлекательное, но, конечно, возбуждающее. Я так завелся! Только о тебе и думал, чуть в штаны не кончил!
– Антон! – строго сказала я.
– А что такое, лапуля? Это правда жизни.
Мы в этот момент подошли к метро «Чертановская». Я остановилась, не зная, что делать. Было уже около десяти вечера.
– Поедем ко мне? – вкрадчиво спросил Антон и взял меня под локоть. – А то мы столько знакомы, а ты ни разу у меня дома не была. Я один живу, совсем один, – немного жалобно сообщил он и сжал мой локоть. – Зайдем в «Рамстор», я куплю чего-нибудь вкусненького, водочки возьмем, а?
– Я не хочу пить, – хмуро ответила я.
– Ну, тебе тогда газировочки, – не смутился он, – конфеток. Ты ведь любишь сладенькое? Сама такая сладенькая!
Я глянула в его синие глаза с сильно расширившимися зрачками и отрицательно покачала головой.
– А может, ты кушать хочешь? – не унимался он. – Я готовлю хорошо. Могу пельмешек отварить. Под водочку то, что надо!
– Пойду домой, – решила я. – И ты тоже.
– К тебе? – не понял Антон и начал улыбаться, возбужденно раздувая ноздри и чем-то неуловимым напоминая сатира.
– С чего ты взял? – разозлилась я. – Тебя никто не приглашал. И попрошу больше гобойные концерты мне под окнами не закатывать! До свидания!
– Погоди! – быстро сказал он и схватил меня за руку, притягивая к себе.
Я почувствовала, как помимо воли возникает вполне отчетливое желание. Антон смотрел жадно, его глаза как-то неестественно ярко блестели, губы улыбались.
– Я ведь знаю, что небезразличен тебе. И не пойму, что тебя останавливает. Ты одинокая, свободная баба, проблемами особо не обремененная. Так почему бы нам не попробовать? Я ведь не просто тебя трахаться приглашаю, а хочу построить отношения. Что скажешь, Оля?
– Не знаю, – честно ответила я, глядя в его ставшее серьезным лицо. – Я хочу подумать.
– А может, сразу в загс? – сделал он неожиданное предложение. – А что? У меня квартира, я в разводе, детей нет. А твои дочки уже достаточно взрослые, чтобы жить самостоятельно. Короче, лапа, даю тебе срок до завтра. Ночь подумаешь, а завтра я у тебя.
– Прекрати, Антон, – невольно заулыбалась я. – Нельзя шутить такими вещами.
– А я и не шучу.
– Еще скажи, что ты любишь меня, – усмехнулась я.
– Не скажу, – честно ответил он, – потому что понятия не имею, что такое любовь. А использовать это слово в общеупотребительном значении, чтобы добиться своей цели, считаю ниже своего достоинства.
– Ну хорошо, – сказала я после паузы, – разреши мне подумать до завтра.
– Договорились! – явно обрадовался он моей уступчивости.
Антон выпустил мой локоть, обнял, нежно коснулся губами щеки и прошептал:
– Надеюсь на положительный ответ. Береги себя!
– Замуж – нет, – спохватилась я. – Просто я подумаю о возможности продолжения наших отношений.
Он глянул грустно, опустил повлажневшие глаза и зашел в метро.
Все мы слышали или читали, что разнообразие сексуальных связей необходимо и благотворно для вдохновения и успешного творчества поэтов, музыкантов, художников, актеров. Для подтверждения этой теории, как правило, ссылаются на довольно распутное поведение Челлини, Боккаччо, Овидия, Горация, Вийона, Моцарта, Шуберта и других талантливых людей.
Но ни в одном источнике нет доказательств, что эти или какие-либо иные гении стали великими творцами благодаря своей сексуальной распущенности. Нигде не показано, что их похождения способствовали раскрытию их творческого потенциала. Наоборот, некоторые из них или умерли раньше времени, или серьезно пострадали от последствий своей преувеличенной сексуальности. Незаконные связи Моцарта, Шопена, Перголезе и многих других, по воспоминаниям современников, оказывали явно угнетающее воздействие на их способность творить. У Шуберта имелось венерическое заболевание, которое подтачивало его силы и мешало писать музыку. Оскар Уайльд, будучи гомосексуалистом, слишком много энергии тратил на своих возлюбленных, и это явилось причиной преждевременного угасания его музы. Эти и сотни подобных примеров свидетельствуют о вредном влиянии распущенности на творческие способности музыкантов, художников и писателей.
Сам по себе секс не является ни достаточным, ни благоприятным условием для создания творческого шедевра. Общий фонд энергии человеческого организма ограничен, и чем больше энергии тратится на какой-либо вид деятельности, тем меньше ее остается для других видов. А при каждом половом акте расходуются жизненные физиологические силы. Если это умеренно, то только на пользу. И организм легко пополняет дефицит энергии. Когда же это происходит без меры, у распутника начинается физический упадок, который усугубляется венерическими болезнями и алкоголизмом, частыми спутниками невоздержанности в сексе. А всякое заметное творческое достижение требует не только вдохновения, но и упорного труда и концентрации энергии. И когда человек живет ради постоянного удовлетворения своих страстей, у него нет ни времени, ни энергии, ни способности к концентрации, необходимых для развития его творческого потенциала. К тому же многие творцы в момент наивысшего вдохновения вообще отказывались от секса, чтобы накопить необходимую им энергию. Фрейд называл это состояние сублимацией и считал, что вся сексуальная энергия человека в такие моменты полностью превращается в творческую.
