Старухи тут же потеряли ко мне всякий интерес и повернулись друг к другу.
– Я даже по телефону с ней не общалась, – продолжила я. – Нора сказала, что она в тяжелом состоянии, на антидепрессантах и почти все время спит.
– Ну, ей так сейчас лучше, – ответил Гера. – Но все это ужасно! Даже я беспокоюсь об этой девочке, представляю, каково тебе!
– Спасибо за участие! – сказала я и вновь заулыбалась. – Ты-то там как? Со своей давней любовью Олей не виделся? – зачем-то спросила я.
– Виделся! – явно обрадовался Гера. – И она совсем не изменилась! Я тебе не говорил никогда, но ведь я любил ее очень сильно! Мы встречаться начали, когда ей 15 лет только исполнилось. Она девственницей была, и я у нее первый! – с гордостью добавил он. – А через три года она взяла да и замуж вышла за общего друга. А я в Москву подался.
«Вот, значит, в чем дело! – подумала я. – Это он от несчастной любви сюда сбежал!»
– И как, счастлива она в браке? – поинтересовалась я.
– Нет, – после паузы ответил Гера. – Муж выпивать любит.
– Жалеет, наверно, что такого парня потеряла, – не унималась я.
– Мы с ней об этом не говорили, – сказал он. – Думаешь, жалеет?
«Бог мой! Что я делаю? – изумилась я про себя. – Сейчас мой Герочка побежит к ней выяснять, жалеет она или нет. И неизвестно, до чего они договорятся!»
– Думаю, да! – все-таки подтвердила я.
– Я через три дня прилетаю, – после непродолжительного молчания сказал Гера. – И я соскучился по тебе, Оленька!
– Я тоже, – тихо ответила я. – Жду тебя.
Я закрыла телефон, убрала его в сумку и еще какое-то время посидела на скамье. Меня удивило, что Гера вдруг так разоткровенничался со мной. Но потом поняла, что он, видимо, расслабился дома, что каким бы он ни был коммуникативным и легко адаптирующимся, все равно в столице чувствовал себя чужим. И из-за этого всегда носил маску уверенного в себе, сильного и самостоятельного мужчины, который не нуждается ни в чьей заботе и внимании. Может, поэтому Гера виделся мне эмоционально суховатым, хотя, как я сейчас понимала, он просто не хотел показывать свои чувства. Ведь почти все мужчины, за редким исключением, считают, что показывать любовь к женщине – это слабость.
«А вдруг я ошибаюсь? – мелькнула неприятная мысль. – И вовсе он ко мне никаких нежных чувств не испытывает? А все еще любит эту неведомую мне Олю?»
Но я тут же отогнала эти мысли, встала и пошла в сторону метро.
А вечером позвонила Марика. Услышав ее слабый дрожащий голосок, я чуть не расплакалась. Перед глазами вновь встала картина, которую я тогда увидела в ванной. Но я взяла себя в руки и ответила спокойно:
– Рада тебя слышать! Как ты?
– Ничего, – сказала она. – Только сплю много. Мама сиделку наняла. Она за мной присматривает, и уколы делает, и еду готовит.
– Вот и хорошо! – заметила я. – Тебе нужно выздороветь скорее! А то мне и погулять не с кем!
– Да ладно! – тихо засмеялась Марика. – Гонишь, как всегда!
– Что ты! – возмутилась я. – Ты же знаешь, как все заняты! Подружки работают, дочки учатся, это я со своим свободным писательским графиком могу спокойно гулять.
– Ага, кошка, которая гуляет сама по себе, – сказала она. – А тот чел, Гера, кажется, что с тобой тогда… ну, той ночью…
Марика замолчала, и я тут же встревожилась.
– Гера? – торопливо заговорила я. – Это мой друг. Тебе он понравился?
– Да я и не успела разглядеть, что за чел, – тихо ответила она. – Надеюсь, достойный.
– Ну, еще успеешь, разглядишь, – весело сказала я. – Раз он мой друг, то автоматически становится и твоим. Это у нас, взрослых, так заведено. Думаю, из-за недостатка времени.
– Да ты и не взрослая вовсе, – после паузы более оживленным тоном произнесла она. – Ты такая прикольная, хоть тебе и сорок лет. Моя мамка, а ей только 32, намного тебя взрослее. С ней и поговорить ни о чем таком нельзя. Да и скучная она! Все мысли только о своем салоне! У нее и парня-то нормального из-за этого нет. Все какие-то богатые занудные старые козлы!
– Нас, женщин, не поймешь, – сказала я. – Твоей маме нравятся одни, мне другие, а тебе третьи. На вкус и цвет, как говорится…
– Никогда больше, – тихо и раздельно проговорила Марика, – и никого больше любить не буду. Одна боль адская. Оль, когда приедешь-то? – другим тоном спросила она. – А то тут тоска смертная. Я внизу так и живу. Мать верхний этаж закрыла. Не пускает меня туда.
– Может, это правильно, Марика? – заметила я. – Зачем тебе туда? Знаешь, я думаю, что вам вообще лучше куда-нибудь переехать. Кстати, Гера работает в недвижимости. Он бы обменял вам квартиру.
– Поговори с мамой! – воодушевилась она. – Правда, лучше уехать отсюда! И как можно скорее!
– А ты сама с ней это обсуди, – предложила я.
– Не могу я с ней говорить! – раздраженно ответила Марика. – Все! Опустим эту тему! Приезжай лучше завтра прямо с утра. Я тебя ждать буду.
– Хорошо, – после небольшого раздумья сказала я. – Но с утра я к знахарю, потом могу к тебе.
Я приехала к Яну около семи утра. Он уже ждал меня, бодрый, подтянутый, с ясным взглядом. А я чувствовала себя не очень. Возможно, был перепад давления, и у меня немного болела голова.
– Отлично! – чему-то радовался Ян, потирая руки и садясь на диван. – Книга подрастает. И ты все передаешь как нужно.
– Так ты ведь и не читаешь то, что я пишу, – усмехнулась я.
– А я и так знаю, на то я и знахарь! Ты, главное, все записывай, потом разбираться будем. А возможности человеческие безграничны! Про это и рассказываю.
Слышал я от старых людей одну историю. Много в наших местах богатых месторождений. И это притягивало купцов, золотопромышленников и прочих деловых людей. Кого только не встретишь в Уральских горах! И вот один такой охотничек решил полазить по заброшенным шахтам в надежде отыскать что-нибудь стоящее. Бывало так, что шахты больше не разрабатывались, бросались хозяевами, а спустя какое-то время в них находили обнажившуюся по непонятным причинам золотоносную жилу или вкрапления самоцветов. Может, это происходило из-за сдвига пластов, или обвала, или еще по каким-либо причинам. Этот охотничек промышлял в одиночку. И вот случилось так, что, забравшись в старую шахту, он провалился в узкий и глубокий колодец, находившийся на дне этой шахты. Стены колодца были гладкими и ровными, зацепиться было не за что, и выбраться оттуда не представлялось никакой возможности. Охотник сидел там несколько дней в надежде на счастливый случай. Он периодически начинал кричать. Но потом осознал до конца всю безнадежность своего положения. Шахта находилась далеко от дорог, была давно заброшена и мало кому известна. К тому же он сидел на дне глубокого колодца, который находился на дне глубокой шахты. До него даже по ночам не долетали звуки лесной жизни. На пятый день, когда у охотника закончились запасы пищи, он впал в отчаяние и начал метаться по колодцу, как зверь, заключенный в клетку. Он неистовствовал и буквально рычал от бессилия. Охотнику только недавно исполнилось тридцать три года, дома его ждали горячо любимая жена и трое деток, родители его оба были живы. Он не хотел сгинуть вот так. Понимал, что никто и никогда не найдет его, что кости его сгниют и что родственники так и останутся в неведении относительно его участи. Охотник пришел в состояние дикого возбуждения. Он решил любым путем выбраться из колодца. Призвав на помощь Господа и собрав все силы, он отключился от своего сознания и всем существом устремился наверх. Хочешь верь, хочешь нет, все его мышцы перегруппировались, и язык вытянулся вверх до края колодца. Его влажный кончик заполз за край и прилепился к камню, цепляясь за него изо всех сил. Потом язык сократился и выбросил охотника наверх. После этого организм вернулся в свое обычное состояние. Охотник, пришедший в себя и обезумевший от счастья, упал на колени и начал восхвалять Господа за чудо.
