— Значит, увалень купился. А что будем делать с Туровым? — спрашивает Термидор.
— Утопим в розовой воде.
— Ах ты… — Туров борется сам с собой, нервный и задыхающийся. — Да тебя надо утопить в собственной слизи, ты…
— Ты маленький больной щеночек, да, Туров? — лает Термидор. — Я весьма неохотно допускаю тебя в свою жизнь. А как насчёт полиграфа, шпик? Допрос третьей степени?
— У меня для него есть ключ, — говорит Атом и рассказывает ответы на контрольные вопросы Виттгенштейна. Эти отклики являются важным секретом:
— В комнате есть гиппопотам? — Нет.
— Какие доказательства у вас есть?
— Показания моих чувств. (Этот ответ позднее изменили на «Свидетельства очевидцев».)
Тест должен установить интерпретационную чёткость объекта и устранить постмодернистский шум. Если продекламировать правильные ответы, объект свободен городить любую чушь по своему вкусу.
— Так что вот так, — говорит Атом и поворачивается к ДеВоронизу. — Когда-нибудь видел считывающие иглы на полиграфе, док? Похожи на трепещущие ножки раздавленной сороконожки.
ДеВорониз выдвигается из тёмного угла и через переполненную комнату подходит к Атому.
— Хватит, — каркает он. — Вы что, не видите, что он сделал? Он всем вам промыл мозги! Его уста — мекка абсурда! Как можем мы радостно приветствовать дьявола среди нас?
— Иногда людьми управляет злой рок, — говорит Мэдди.
— Чувствуешь себя обойдённым, док? — спрашивает Атом. — Ребят, ДеВорониз у нас изобретатель гибкого катафалка. Учитывая, или даже, невзирая на свой преклонный возраст, он недавно установил нравственный предохранитель, так что…
— Хватит, я сказал, — если ты думаешь, что сможешь подсунуть мне приманку, чтобы я выслушал этот бред, ты действительно такой безумец, как притворяешься.
— Иди, расскажи это горе сала.
— И пойду, и расскажу. И как ты тут раздаёшь алиби, и про монстра в баке, и про трёхаренный цирк, который ты зовёшь детективным агентством.
— Я его никак не зову.
— Зато зовёшь себя детективом, — рычит Туров, вытаскивая визитку Атома. — Или ты «дефектив», как тебя назвал Джоанна?
— Приглядись получше, — говорит Атом. — Это вы, ребята, ко мне пришли.
Глядя на визитку, Туров ловит ртом воздух, как заказной клоун на передвижной сцене. Термидор выхватывает её у него из рук.
— Дефектив, — читает он. — В чём прикол?
— Кэндимен нанял тебя! — визжит Туров.
— Кто сказал, что я нанимаюсь?
— Мы тебе заплатили!
— Мне — нет. Сложно увидеть характерную выпуклость у Джоанны, неправда ли?
— В смысле… Джоанна не отдал деньги! Джоанна!
— А где увалень? — вопрошает Термидор, подскакивая.
Атом показывает на открытую дверь. Джоанна выскользнул, как глетчер. Вишнёвые маячки коповозки пульсируют на потолке. Атом гулко хохочет.
— Ты заплатишь за это, Атом, — рычит Термидор, — ты и твои друзья-мозгоеды! Ты использовал эту модальность, и ты это знаешь!
— К-мен, передай мне скромное устройство из кармана.
Кафка выуживает автоматическую «Беретту» из куртки и передаёт Атому.
— Верный графический уравнитель, — говорит Атом. — Я забрал его у ДеВорониз. Но не ради вас, господа. Я честный человек. — Атом идёт к бару, кладёт пистолет на откидной столик и возвращается. — Мы на равной дистанции от паровичка, док, оба футах в пяти, как мне кажется. Забирай его, а я попытаюсь тебя остановить.
Призрак улыбки пронзает ДеВорониза.
— Снова жульничество, снова обман.
— На эти мысли тебе не нужно моё благословение, так зачем сообщать их мне?
— Что за херня? — грохочет Термидор.
— Не лезь! — кричит Атом.
Костяная ветвь выхлёстывается из середины ДеВорониза к пистолету — Атом в прыжке ногой бьёт по столику, защемляя им конечность. ДеВорониз отбрасывает лапу, с визгом раскрывается, сбрасывает оболочку и выстреливает ножки и хлыстовидные провода по углам комнаты. Глядя на тёмное брюшко с виляющими ложноножками и грудные обтекатели, собравшаяся толпа начинает кричать, как кричат дети. Лицо ДеВорониза раскрывает створки, чтобы выпустить влажный чёрный хоботок.
«Я тот, кто кричит громче всех», — думает Сэм «Сэм» Бликер и сматывается с остальными лакеями.
Оставшиеся в комнате Мэдисон, Джед и К смотрят, как Атом подбирает «62Ф» и пинает в сторону от себя сброшенное щупальце.
— Вот так, ДеВорониз. Чтобы подогнать камуфляж, тебе надо было определить, что считается нормальным, а ты сроду не умел.
ДеВорониз скрипит, шевеля усиками и подбираясь перед прыжком.
— Что ты такое?
— Профессионал блефа.
Атом стреляет — голова ДеВорониза отлетает, как артиллерийская гильза, оставляя разломанную, дымящуюся чашу. Тело обваливается, как перегруженная ве-шалка.
Остальные воют, сбегая вниз по лестнице, отпихивают друг друга в сторону и вырываются на улицу. Включается белый свет, завораживая их.
— Вы имеете право молчать, как могила, — кричит Шеф Блинк. Толпа летит вперёд, царапая по рукавам Блинка и выкрикивая печальные истории.
— Боди? — говорит Блинк. Мигалки полицейской машины сверкают, как угли ада.
19 — Из чего сделаны сны
Иногда ночами Блинк лежит без сна и размышляет, кого бы арестовать. Сегодня он почти удовлетворён. Эти идиоты сами приплыли в сети, как тунец. Чёрт, прямо как в сказке.
Может, ему на пасту положили дополнительный сыр, и едва ли не только что он видел во сне плато, расчерченное на классики, под голубоглазым небом. На каждой стороне горизонта стояла деревянная панель, как кафедра или скамья присяжных. Атом поднялся из усеянного звёздами центрального квадрата.
— Ты сегодня ласкал свой пистолет?
— Атом. Ты наверно шутишь.
— Ты получишь ясное описание моих мотивов, когда отцепишь от него мои холодные мёртвые пальцы.
Мэдисон вьётся вокруг него, как дым. Она поднимает лепной пистолетик-инъектор. Блинк хихикает.
— Это пистолет или аппликатор? Потом его накрывает, и сцена переключается на высокий план — за спиной Атома Светлопив возносится, как качающийся крейсер. — Тяжёлая штука. Из чего сделана?
— Тебе понравится, Генри, — дружелюбно говорит Атом. Он тянется назад, выдёргивает из города квадратный кирпич, отдаёт его Блинку. — Буквы закона.
Блинк смотрит на квадрат цвета слоновой кости с тиснёной буквой «К», обнаруживает, что тот раскрывается в книгу.
Они его не знают. Они позволяют, чтобы их понимание было вытеснено отвержением его ловкости, его колючего панциря. Самые жестокие создали столь плотную сеть шрамов, что уже сами не знали, на кого они нападают. В какое время люди были столь безрассудны со смыслом? Когда только чрезвычайно сильный может рисковать, проявляя доброту.
