Папа закатил глаза.
— При чем тут гроб? Вы вообще о чем? У нашей бабушки ноги не болят, — сказал он.
— Скоро заболят. Не ноги, так сердце, не сердце, так давление.
— Ой, подождите вы со своими болячками, — возмутился папа, — меня интересует, почему в школу перестали пускать?
— Про болячки ему неинтересно, — буркнула бабушка, — мой зять такой же — эгоист.
— В школу пускают по предъявлению паспорта, — объяснила Светлана Александровна, — перепишут ваши данные, и проходите.
— А если я не хочу показывать свой паспорт?
— А вам есть что скрывать? — подключилась к разговору мама рядом со мной.
— Дело же не в этом! Я предлагаю написать коллективную жалобу директору. Пусть прекратит этот беспредел. Почему я должен отчитываться перед этим охранником? У него вообще четыре класса образования.
— А ты больно грамотный, как я погляжу, — перестала сдерживаться бабушка, — жалобу он напишет. Да я сейчас тебе такую жалобу устрою. Правда, женщины? — Бабушка оглядела родительниц. Мы закивали головами.
— Нет, когда собирается больше четырех человек, собрание превращается в народный хорал, — завелся папаша.
— Сам ты хорал! — уже кричала бабушка.
— Все это сделано из соображений безопасности, — взяла слово активистка родительского комитета. Светлана Александровна погрузилась в проверку тетрадей.
— У нас демократическая страна. Так давайте пользоваться нашими законными правами. — Папа уже встал и повернулся лицом к собравшимся. — Я предлагаю решить вопрос конструктивно. Давайте сделаем личные пропуска с фотографиями детей и родителей. Не пропускать в школу — прямое нарушение основных прав и свобод человека.
— Ты что, на работе не наговорился, соколик? Тебе больше пообщаться не с кем? Иль тебя никто больше слушать не хочет? — ласково спросила бабушка.
— С вами я вообще не собираюсь поддерживать беседу, — отрезал папа.
— Знаете, такие правила действуют и в других школах, — сказала активистка, — и в Америке жесткая система.
— Меня не интересуют другие школы! — сорвался на нервный фальцет папа. — И не надо рассказывать мне про Америку! Вы там хоть были? Вы вообще, кроме Турции, что-нибудь видели?
— А вот это вы зря, — сказала активистка и посмотрела как-то недобро.
— Ну, вспомните «Норд-Ост», Беслан, — тихо сказала еще одна мама. — Показать паспорт не так сложно.
— Ой, начинается, дешевый популизм, — вздернул плечами папа, — я говорю о том, что мой Гоша плачет, когда бабушка не может его встретить в раздевалке. И хочу это решить.
— Так, может, ему валерьяночки попить? — сказала бабушка. — И тебе заодно?
— Женщины, вас это интересует, или мы сменим тему? — спросила активистка.
Папа встал, сдвинув животом парту, и, оскорбленный, пошел на выход.
— Пятьсот рублей на охрану сдайте! — крикнула ему вслед активистка.
— А что здесь за стих лежит на парте? — спросила мама передо мной. — Его надо выучить? Когда сдавать?
— Два дня назад, — оторвалась от тетрадей Светлана Александровна.
— А я ничего не знала, — расстроилась мама.
— А я Лену спрашивала, почему она стих не выучила, — сказала учительница. — Она сказала, что у нее времени не было.
— И чем же она была занята? — спросила мама Лены.
— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Светлана Александровна.
Собрание подошло к логическому концу. Все стали сдавать деньги и подходить к учительнице для личной беседы.
— Что, совсем плохо? — спрашивала родительница.
— Совсем, — отвечала Светлана Александровна, и родительница отходила понурая.
— Хоть что-то отвечает? — спрашивала следующая.
— Если спросишь — отвечает. И то неправильно, — выносила приговор учительница.
— Скажите мне что-нибудь хорошее, — подошла я, когда дождалась своей очереди.
— Он у вас математик. Не гуманитарий. По русскому тройки.
— Странно.
— Вот и я удивляюсь. Ничего, дойдем до дециметров, там посмотрим, может, и не математик, — обнадежила меня учительница.
— И все? Совсем больше никаких знаний?
— Ну, он единственный знал, кто построил Санкт-Петербург, — сказала, подумав, Светлана Александровна.
26 февраля Теория вероятности в действии
Не удержалась и устроила сыну проверку знаний, помня о вчерашнем позоре.
— Вася, кто написал «Красную Шапочку»?
— Ты?
— При чем тут я?
— Ты все пишешь и пишешь, за это время могла и «Шапочку» написать.
— Вася, подумай, ты же знаешь, — заламывала я руки.
— Пушкин?
— Нет, зарубежный писатель.
— Не знаю.
— Знаешь. Подумай. Вспомни.
— Не помню.
— Шарль Перро.
— Да? — искренне удивился Вася.
— А кто придумал Чебурашку? — сделала я еще одну попытку.
— Пушкин?
— Нет, не Пушкин.
— Шишкин?
— Какой Шишкин? Вася, нет такого писателя. Точнее, он есть, но не детский и вы вряд ли будете его в школе проходить.
— А почему тогда его портрет висит?
— Это портрет художника. Он картины рисовал. А кто Чебурашку придумал?
— Шарль Перро?
— Васенька, ты издеваешься? Успенский, помнишь?
— Нет, не помню.
— А кто про старика и золотую рыбку написал?
— Успенский?
— Нет. Вася! Не пугай меня.
— Шишкин?
— Сам ты Шишкин. Пушкин написал!
— Мама, ты издеваешься, что ли?
— Это ты издеваешься. Ты в четыре года знал больше писателей, чем сейчас.
— У меня в четыре года мозги были моложе. Скоро я вообще ничего помнить не буду.
— Ладно, а кто написал «Винни-Пуха»?
— Мам, скажи сама, а то время теряем.
— Алан Милн.
— Чё?
— Ничё!
— Дисней.
— Что — Дисней?
— Не знаю. Просто Дисней. Не подходит? Я вспомнил случайно.
— Дисней мультик создал. И не он сам, а его студия.
— Ну вот. Значит, я угадал.
— Надо знать, а не гадать!
— Нет, мама, есть такая теория, не помню, как называется. Короче, можно угадать правильно.
