Она стояла, неподвижная, как изваяние. И только слезы текли по ее щекам.
Он взял в ладони ее мокрое от слез лицо и поцеловал ее — очень нежно, едва прикоснувшись губами к ее губам. Она даже не шелохнулась, только закрыла глаза.
Прошло много времени. А потом Талис открыла глаза и посмотрела на него застывшим, еле тлеющим взглядом.
— Открою тебе одну тайну. Мой самый страшный секрет. — Теперь ее голос окреп, и в нем слышалось эхо некоей невосполнимой утраты. — Я не хочу жить, жить и жить — вечно. Не хочу.
Ее глаза наполнились светом. Она сложила ладони, как для молитвы, а потом вся подалась вперед и поцеловала его с такой исступленной страстью, что он даже слегка растерялся. Он разъединил ее сложенные ладони и притянул ее к себе. Их тела вжались друг в друга, сцепились намертво.
— Нельзя заставлять человека делать что-то такое, чего он не хочет, — сказал Сновидец. — Никого. Даже героя Истории.
Она посмотрела ему в глаза.
— И особенно — героя Истории, — рассмеялась она. Ее лицо замерцало, как вода в лунном свете. — Только ты в это не веришь, правда?
— Не знаю… Я уже ничего не знаю. — Он задумался.
Ее лицо преобразилось, ее красота стала еще более неистовой и странной.
— Я знаю, Сновидец, ты сделаешь что-то такое… прекрасное и удивительное. Я это знаю. И ты это знаешь. И ты идешь к своей цели.
Талис выскользнула из его объятий и отступила на пару шагов. Она смотрела на него, и постепенно восторг у нее на лице сменился печалью: как будто некая тяжкая дума пробилась сквозь радужный блеск ощущений и образов.
— Знаешь, Сновидец, что говорят про сон? Что сон — состояние, близкое к смерти. — Она сжала кулаки. — Мертвые могут входить напрямую в сны. Они могут вернуться из пустоты: жить, разговаривать, совершать всякие действия. Они выходят из смерти обратно в жизнь. Для них это так же легко, как перейти через мелкий ручей.
— И я уже начинаю думать, — продолжала она, помолчав, — что, если мертвые могут входить в сны живых, может быть, все-таки можно вернуться и в явь. И ожить уже по-настоящему. Может быть, он существует, проход из смерти — обратно в жизнь. То есть, может быть, я сейчас сплю, и мне снится сон, и в этом сне мне удастся найти дорогу обратно в жизнь. Может быть, ты пришел сюда только за тем, чтобы провести меня через этот ручей. Туда, в мир живых. Может быть, это и есть истинная причина, почему ты попал в эту Историю.
Сновидец печально покачал головой.
— Красивая мысль, — сказал он. — Вот только какой из меня провожатый? Я сам безнадежно запутался в этих дорогах и этих мирах.
Ее глаза вспыхнули гневом.
— Ты смеешься надо мной, Сновидец?
— Талис, вся эта История, вообще все…
— Я не понимаю.
— Послушай, когда Сирены появились на Земле, они уже были испорчены тьмой Намиды. И мне нужно знать, что именно воплотилось у нас на Земле: они все несли в себе зло или кто-то из них все-таки больше походил на Сен?
— Не бойся тьмы в этой Истории, Сновидец, — проговорила она с нажимом. — Тьма — это та сила, которая питает любую историю. А что касается твоего вопроса… ты должен сам все узнать. Только сам. Я лишь повторю, что уже говорила однажды…
…время удивления и чудес. Но это было еще и время безмерных страданий, исступленных желаний… и любви.
— Ты уходишь от ответа. На самом деле я сейчас лежу в Пустошах, на последнем вымышленном издыхании.
— Я к этому не причастна, — резко проговорила она.
— И ты все равно не умрешь. В этот раз.
Он долго молчал, а потом сказал так:
— То, что ты говорила о снах… что можно выйти из сна…
— Да.
— Думаешь, мертвые настолько глупы, что будут стремиться обратно в жизнь после того, как уже с ней разделались? В снах они вольны выбирать, когда им быть мертвыми, и при этом им вовсе не нужно умирать еще раз. — Он пристально смотрел ей в глаза. — Если это — всего лишь сон, как ты думаешь, смогу я вернуться обратно в жизнь… я смогу?
Он отвел взгляд.
— Я думаю, нет, — сказал он, усмехнувшись.
Талис вдруг ожила, словно некая таинственная сила вернула ее к жизни.
Она прикусила язык. Ее голос уплыл, растворившись в ничто, точно тень легкого облака. И она замолчала, словно слова запечатали ей губы.
— Почему мое имя стоит на обложке той книги, Талис?
— Какой книги?
— Не важно, — сказал он раздраженно.
— Запомни, пожалуйста, что я тебе говорю. В этой Истории твоя задача — увидеть не то, что открыто для видения, а найти новые ракурсы и перспективы. Расскажи эту Историю словами, идущими от души. Отдай ее миру. Сделай так, чтобы она вновь ожила.
— Раньше ты говорила не так, — тихо сказал Сновидец.
— Что ты имеешь в виду?
— Это была наша История… а теперь ты говоришь: твоя История. Мы по-прежнему вместе?
— Мне пора. Ты уходишь. Тебя уносит.
— Нет, подожди.
— Мне надо идти… я… я люб… лю…
— Талис!!!!!
14
Темнота… тишина…
— Страшно, Сновидец? Никому больше нельзя доверять.
— Кто… ты…?
— Да ладно, Сказитель, обойдемся без церемоний.
— Пошел ты к черту, Линиум. Если бы ты знал, как мне все это надоело.
— Тебе надо было прочесть «Исток», пока такая возможность была. — Линиум рассмеялся. — Ну, или хотя бы ту часть, где описано, как у тебя ничего не вышло.
— Как-то в этой Истории слишком много меня. По идее, я должен ее узнать и потом рассказать, а не выступать главным героем.
Он на секунду задумался.
— Знаешь, Линиум, мне кажется, что ты хочешь мне что-то сказать. По-моему, ты сам в свое время вышел из игры, потому что сам испугался того, что сделал. Что ты сделал такого ужасного? Чего ты так стыдишься и почему тебе хочется, чтобы я тоже все бросил? То есть это всего лишь История, я рассказал их, наверное, миллион, и теперь они медленно подпитывают коллективное воображение, чтобы когда-нибудь это время без снов прошло.
— Послушай, Сказитель… давай проясним сразу. Мое самолюбие здесь ни при чем. Я тебе говорил, только ты ничего не понял. Если ты расскажешь эту Историю, ты выпустишь в мир столько боли… я не могу даже представить…
