Выставка, спровоцировавшая Хоума на временное внедрение в артистический мир, представляла собой пародию на рекламные постеры. "Мне показалось, что она абсолютно неинтересна, если мы говорим о проникновении в суть вещей… Ты же можешь посмотреть на Модернистские рисунки и сказать: «Трехлетний ребенок может так сделать». И это, наверное, правда. Банальщина. Меня тогда заинтересовал не тот факт, что я могу это сделать, а то, как мне удасться вывесить что-то на стене в галерее. Я задавал себе вопрос: «Как становятся художником?» И придерживался при этом противоположной Бодрияру точки зрения… Он говорил, что реальное становится поддельным. Я же утверждал, что поддельное становится реальным. Это мой Гегельянизм. Я просто хотел вывернуть все наизнанку. Или это Сатанизм? Я стал в своем роде музыкантом, или не-музыкантом, поскольку ничего не знал об инструменте, пока не взял его в руки; может я стану таким образом и художником? И я начал рекламировать себя, как художника… И выпустил еще кучу листовок, где говорилось: «Теперь, я – художник».
Тогда же он, по собственному признанию, начал писать «в основном банальную поэзию». «Большинство людей, игравших в рок-группах, переключились на поэзию и экспериментальную музыку, отвратительную на самом-то деле. Одновременно происходило поэтическое возрождение. Все эти ужасные поэты вылезали на сцену и читали свои стихи… Об одних больше никто не слышал, другие же, как Энн Кларк, ну ты понимаешь… Они читали о том, как их достало жить на 29 этаже многоквартирной башни, как их шестьдесят раз грабили и содомизировали. Мне все это казалось унылым. Так что я тоже вылезал и читал банальные трехстишия о фруктах и овощах. Я погряз в банальщине на несколько лет. Это подстегнуло меня к созданию плагиатизма, причем я никоим образом не пересекался с пост-модернизмом, поскольку ничего в этом не понимал. В него врубались все эти кошмарные поэты, разглагольствующие об оригинальности. Мое же отношение было: „Идите на хуй. Если вы собираетесь быть оригинальными, то я буду неоригинальным“. И я подсел на плагиат, на что меня подтолкнуло чтение Лотреамона».
Критики и журналисты, писавшие о Хоуме, часто начинали свои статьи со сравнений его стиля и творчества с наследием трэш-маэстро Ричарда Аллена, расистского автора романов о скинхэдах. Этот клишированный стереотип самого Хоума со временем стал сильно раздражать. "Я не думаю, что во многом пересекаюсь с Ричардом Алленом. Я пародировал его прозу, но терпеть не мог его политических взглядов. Полагаю, что мое отношение довольно ясно выражено в предисловии, которое я написал к переизданию его книги «Рабы Сатаны», переизданной CodeX… Ошибочно рассматривать Аллена как отдельное явление, вне контекста. Для меня же он был просто одним из палп-писателей, которых я во множестве читал с десяти до пятнадцати лет. Рассматривать Аллена вне контекста, значит попасть в одну из многих ловушек, установленных буржуазными защитниками «литературной критики». Когда я впервые прочитал Ричарда Аллена, он не произвел на меня особенного впечатления… Наибольшее влияние на меня тогда оказали четыре романа Мика Нормана об Ангелах Ада, что я и отметил в предисловии к их переизданию.
После пятнадцати в своем чтении я стал больше скатываться в ту сторону, которую можно назвать модернизмом и пост-модернизмом. Как и многие тинейджеры, я начал читать Берроуза, Кроули, Дж.Г.Бэлларда, Самуэля Беккета, Джеймса Джойса, сюрреалистов и представителей французского нового романа, типа Аллена Роб-Грийе. А когда мне было уже за двадцать, в 1984-м, я начал перечитывать палп-авторов, таких как Аллен и Мик Норман, и мое отношение к ним, и дальнейшее использование их работ были отфильтрованы восприятием, развившимся после углубленного в своем роде и структурного чтения модернистской и пост-модернистской литературы. Лотреамон и сюрреалисты использовали элементы из палп-фикшн и вставляли их в композиции собственной прозы. И мой modus operandi – если не брать в расчет выбор критически переработанного материала – имеет прямое отношение к этой практике. И хотя влияние на тебя, как на автора, может быть как позитивным, так и негативным, я не думаю, что будет очень уместно и продуктивно говорить о пересечении моих работ и Ричарда Аллена. Имеет больше смысла говорить о моем извращении Ричарда Аллена, о моих пародиях на его работы, и о моем крайне критичном отношении к нему.
Так получилось, что в то время (в 1984-м) я засел в Британской Библиотеке со стопкой книг палп-авторов, читая по шесть или семь романов в день, не только Аллена, но и Питер Кейва, Нормана и многих других. Когда в таком внушительном объеме читаешь одних и тех же авторов, то начинаешь прекрасно разбираться в их стилях… ведь я читал их не просто для собственного удовольствия, а пытаясь на самом деле разобраться в том, что именно и как он делает. И потом мне пришло в голову, что я тоже могу написать что-то в этом духе, но только стебаясь. И тогда же появилась идея всех этих повторов в ходе повествования… Впрочем, еще сильнее на меня повлиял выбор некоторыми палп-авторами ключевых фраз, повторяемых снова и снова… Ричард Аллен не был единственной литературной моделью. Я использовал множество палп-авторов, Мики Нормана, лихо закрученные триллеры Мики Спиллейна и Джима Томпсона, ужастики Лавкрафта, даже фэнтэзи и фантастику. Я подсел на этот материал и попытался деконструктивировать его. Я заимствую множество предложений из книг других людей, и бесконечно повторяю их во всей своей работе, вкрапляя в повествовательную структуру. Когда пишешь книгу, тебе нужно около 60 тысяч слов. Рэймонд Чэндлер когда-то говорил: «Если у тебя кончились идеи, спровоцируй кого-нибудь выбить твою дверь и ворваться внутрь со стволом в руке». Секс-сцены – это отдельная песня. Я делаю их на каждой второй странице, и заранее отписываю каждую. И половина книги уже готова еще до того, как ты ее начал".
В 1984-м, после организации нескольких скандальных нео-дадаистских бесчинств и инсталляций, Хоум присоединяется к анти-арт движению Неоистов. Погружение в историю послевоенного авангарда вскоре побудило его написать самую первую книгу стеб-диалектического анализа – «Издевательство над Культурой» (The Assault On Culture"). «Я не хотел, чтобы меня связывали с чем-то одним… И я бы не сказал, что писательство – это главное в моей жизни. Так уж получилось, что, похоже, я делаю это лучше всего. Даже принимая в расчет все эти штуки со стилем Ричарда Аллена, я просто хотел сказать своим знакомым, что кто-то должен писать подобные книжки об анархистском движении или о чем-то в этом роде. И мне было плевать, кто будет первым – я или кто-то другой. Не прошло и двух лет, как я написал первый рассказ в этом стиле – „Анархист“. С ним все прошло удачно, одни по-настоящему полюбили его, другие возненавидели, так что я начал писать все больше и больше, и дописался до первого романа… Мне казалось хорошей идеей насмехаться над всеми этими персонажами, особенно над „Классовой Войной“, используя стиль Ричарда Аллена. Во многом из того, что я делаю, можно увидеть всего лишь насмешку над серьезными людьми, представляющими серьезную культуру, потому что я ненавидел то, что они „творили“, и что собой представляли».
В восьмидесятые, помимо хронического издевательства над Лондонскими арт-кругами и мистификацией масс-медиа, Хоум организует «Фестиваль Плагиата», и пишет два своих первых романа – «Pure Mania» и «Defiant Pose». В 1990-м он начинает свою знаменитую трехлетнюю «Арт-Забастовку». «Благодаря ей у меня появилось много свободного времени – я читал взахлеб и смотрел сотни видео с кун-фу. За время моего отсутствия, мой образ в средствах массовой информации успешно поддерживали мои друзья, представляясь мной, когда какой-нибудь журналист просил об интервью. К 1993-му я неожиданно обнаружил, что за время своего самоустранения я стал андеграундной легендой, и немедленно устроил целую серию стеб-акций, самыми нашумевшими из которых была раздача нищим и бродягам фальшивых приглашений на вручение Букеровской Премии, обещавших бесплатное бухло и жратву всем присутствующим; пикетирование в Брайтоне концертного зала перед концертом Штокхаузена, когда мы угрожали левитацией здания. Я также уяснил, что наконец-то могу сняться с пособия по безработице, занимаясь тем, что называют литературой. Официально я десять лет был безработным и получал все это время деньги от правительства!»