– Найджел дома? – поинтересовался Дэйв.
Драммонд заподозрил неладное. Очевидно, человечек, задавший этот вопрос, пытается выдать себя за одного из дружков Сортирного Рулона. Стив не был уверен в том, что Найджел – имя Бэйтса, потому что все знали его по кличке и по этой причине все те, кто называл его по-другому, сразу казались шпиками. Драммонд уставился на Брауна, пытаясь сохранить невозмутимое выражение на лице.
– Мне нужен Найджел Бэйтс, – настаивал Дэйв.
– Не знаю такого, – соврал Стив.
– Но он здесь живет, – отпарировал Браун.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – Драммонд приготовился захлопнуть дверь под носом у эксперта по безопасности.
– Подожди! – пискнул Дэйв и вставил ногу между дверью и дверным косяком.
– Почему? – ответил Стив.
– Потому что я заплачу тебе за любую информацию о том, где находится тот парень, которого я ищу, – подача Брауна была не такой мягкой, как могла бы быть, но, тем не менее, он входил в свою прямо роль на глазах.
– Ладно, – согласился Драммонд, – но этим мы займемся за выпивкой, и ты платишь!
Стив повел агента по безопасности в «Сокол и Бочонок». Вскоре они сидели в саду с кружками в руках. К задней стороне паба примыкал Парк Виктории, а перед пабом проходила Уэлл-Стрит-Коммон – обстановка была самой сельской, какую можно было найти в Хэкней.
– Значит, – вставил Браун, – начнем с простого вопроса. Когда ты въехал в квартиру?
– А сколько он стоит? – прощупывал Драммонд.
– Пятерку, – вздохнул Дэйв, вынул хрустящую купюру и передал ее анархисту.
– Сегодня утром, – легко сказал Стив. Вдруг Драммонд заметил что-то подозрительное. – А ну постой, это чертова подстава. Ты – блядский журналист. Там какие-то чуваки меня фотографируют!
Стив показал большим пальцем в сторону Уэлл-Стрит-Коммон и исчез в Парке Виктории. Браун встал и подошел к детективам, которые за ним следили. Они никуда не уходили, а просто смотрели, как приближается подозреваемый.
– Что все это значит? – негодовал Дэйв.
– От подрывного элемента и луддита такой вопрос услышать круто, – ответил тот, кто был выше ростом. – Твоя песенка спета, Браун, мы просмотрели архивы, твой зять – коммунист и ты сделал изменения в его деле. И у нас есть документированные свидетельства твоих встреч с главными анархистами и розовыми!
– Это чушь! – ощетинился Браун. – Я никаких дел с коммунистами не имел, не говоря уже об анархистах!
– Не гони! -возопил сыщик ослиным голосом. – Я только что тебя поймал во время тет-а-тет со Стивом Драммондом – национальным лидером Классовой Справедливости. Я сейчас пойду в офис и напишу отчет. Во второй половине дня его доставят в Индустриальную Лигу, и, будь спокоен, тебя выгонят и занесут в черный список через несколько минут после его прочтения. Ты предатель, Иуда, меня от тебя тошнит. Если бы я правил страной, я бы тебя и таких, как ты, пристрелил, потому что ты – блестящий образчик изменника.
Быстрому Нику Картеру становилось не по себе от своей неспособности написать что-нибудь сильное для Союза Нигилистов. Он уже час сидел перед компьютером, а экран все еще оставался пустым. Ник чувствовал, что он уже использовал весь свой энтузиазм и все идеи для написания текстов. Теперь, когда Тина потеряла работу, деньги, которые Армилус платил Нику за статьи, стали их основным источником дохода. Так как Лиа продемонстрировала, что она может быстро и качественно производить необходимые слова, Картеру не оставалось ничего другого, как дать возможность этой телке писать тексты, в то время как его вклад ограничивался тем, что он подписывал сделанную работу. Это была унизительная ситуация для революционера, который уже долгое время гордился тем, что любыми способами отвергал диктат Власти.
Тина заняла место Ника за компьютером и вскоре уже строчила, выдавая на-гора аналитическую работу о современном состоянии ортодоксальных левых. Даже самому предвзятому наблюдателю было очевидно, что партии ленинского толка находились в состоянии развала. На карту было поставлено их политическое выживание, и даже если они и не исчезнут совсем, то пройдет немало лет прежде, чем они смогут всерьез претендовать на власть. Не менее очевидно, что такая ситуация создавала вакуум на левом фланге и давала анархонигилизму небывалую возможность вырваться из ультралевого гетто и превратиться в реальную историческую силу. Впервые за столетие антиэтатизм вернулся на политическую арену! Ник знал это не хуже Тины, но он был просто не в состоянии сформулировать свои мысли, сесть за компьютер и трансформировать свое понимание в текст, представленный в виде электронного кода. Он смотрел на Тину и тосковал оттого, что она делает работу, которую, по крайней мере, теоретически, без труда мог бы выполнять он. Картер решил пройтись в надежде на то, что это очистит его ум от паутины. Перед тем как покинуть квартиру, нигилист сбрил бороду. Плевать на безопасность, он не собирался выглядеть, как мудак, всю оставшуюся жизнь.
Ник брел в сторону моря по Баундари-Роуд. Он потерялся в собственных мыслях и не заметил девять скинхэдов, которые сталкивали молодых матерей с тротуара. Все они жили в Портслэйде и проходили под названием Команда Оливковой Дороги. Они уже несколько раз видели в городе Картера, который выделялся из толпы волосяной растительностью, туфлями-мокасинами и своими «стрелками». Поскольку Ник был идейным собратом, его стильное чувство вкуса было близким и родственным униформе Команды Оливковой Дороги – бритым головам, восемнадцатидырочным ботинкам от «Доктор Мартенс» и зеленой армейской камуфляжной формой. Как только Ник сбрил бороду, скины, естественно, подошли к нему и представились.
– У тебя все в порядке, приятель? – обратился Псих к Картеру. – Мы собираемся в Брайтон навалять пиздюлей студентам, не хочешь к нам присоединиться?
– Конечно! – согласился Ник, у которого все равно не было никаких других дел.
Маршируя в сторону железнодорожного вокзала, Команда Оливковой Дороги представила Нику своих членов. Кроме Психа здесь были Винс, Киллер, Нэд, Чумной, Коротышка, Вилли, Тим и Рембо. Они все работали на стройке неподалеку и услышали по Радио «Звуки Юга», что у художественного колледжа в Брайтоне проходит крупная демонстрация.
– Блядские студенты, – изрыгнул Рембо, когда все они залезали в поезд, – я должен платить налоги, чтобы они здесь выеживались, как жопы какие-то, и говорили таким как я, что мы тупые, потому что не ходим в коллеж!
– Ну, блядь, ты самоцветик еще тот, – фыркнул Нэд, – ты не работаешь, ты не платишь налогов и получаешь пособие!
– Я плачу НДС! – возразил Рембо. – В любом случае, я не живу дома и не высасываю деньги из родителей, поэтому на жизнь мне надо больше бабок!
– Заткнитесь! – оборвал их Коротышка. – Скины должны держаться вместе. Мы наваляем этим студентам, потому что они наши враги. Им дай еще пару лет, и все они будут сидеть за большими столами и посылать людей туда-сюда. НЕНАВИЖУ ИХ, Я, БЛЯДЬ, ИХ ПРОСТО НЕНАВИЖУ!
