К тому же в мире существуют только два места: там, где есть выпить, и там, где нет. Где-то или нигде. Но ты знаешь, что тебя пронесет. Ты знаешь, где остановиться. Никаких позорных пятен и падений. Ты точно знаешь, что делаешь: или достаточно, или слишком много. Таково твое правило, и ты точно знаешь, когда «достаточно» начинает переходить в «слишком много». Ты отдаешь себе отчет в том, что происходит. С работой у тебя все хорошо. «Блестяще», — сказал Лоустофт. Конечно, в твоей семье бывают и взлеты, и падения, а в какой не так? Нет, ты не пьяница. Исключено.
Не то что Сэмми, старый бездельник, живший в квартире напротив, когда ты был студентом. Вот он был пьяницей. Ты приходил домой вечером, после целого дня в бизнес-колледже, и находил его на лестнице — этакий узел одежды и блевотины, загораживающий вход. Вначале ты ему несколько раз помогал — поднимал на ноги, тащил, придерживая в вертикальном положении, ступенька за ступенькой, к его двери. Изнанка жизни, думал ты.
Нет, ты не пьяница. Ты работаешь — и работаешь хорошо. Блестяще, по мнению некоторых. На тебя смотрят снизу вверх. Уважают.
Вот тут ты и решил: в следующий раз, когда Кэтрин принесет тебе письма, ты разрешишь своим пальцам прикоснуться к ней, как это было в последний раз, а потом — самый наилегчайший нажим. Посмотрим, что произойдет. Она не ребенок. Ничего слишком явного, конечно, легчайший нажим. Взгляд. Она на самом деле приятная девушка — понимает тебя намного лучше, чем Мэри, намного лучше. Она прислушивается к тебе, потом у нее есть что сказать самой, причем интересного. Хорошо одевается.
Всего один взгляд — и она поймет. Улыбнется и отложит блокнот, потом подойдет к столу с твоей стороны. Не понадобится ничего говорить — ведь она полностью все понимает. Да. Кэтрин. Дело не просто в сексе, конечно. В этом нет проблем — ты можешь получить любую из машинисток, какую бы ни захотел. Ты — босс. Ты им нравишься. Кто еще болтает и шутит с ними? Хорошо с ними обращается? Нет, дело не в сексе. Привязанность. Настоящая привязанность. Вот что ты ощущаешь по отношению к ней — и это взаимно. Никаких сомнений. Никаких сомнений, так решил ты.
Потом ты стал показывать ей фотографии из отпуска в Португалии, она придвинулась к тебе ближе, ее волосы почти касались твоей щеки. Она положила свою руку на стол очень близко с твоей и показала на одну из статуй.
— Что это, мистер Магеллан? — спросила она. Очень заинтересованно.
— Статуя одного из членов семьи, — ответил ты со смехом.
— Какой семьи?
— Моей — какой же еще?
— Вашей?
— Естественно. Фердинанд Магеллан, выдающийся исследователь. Первый человек, обошедший земной шар.
Кэтрин посмотрела на тебя. На мгновение она казалась удивленной, потом улыбнулась. Очаровательная, нерешительная улыбка.
Несколько мгновений спустя она спросила:
— А это ваша жена, не так ли? Ты кивнул.
— У нее красивая шляпа, — заметила Кэтрин. Потом посмотрела на тебя.
Ты не сразу ответил, но посмотрел на нее, в глаза. Эта короткая пауза и была твоим настоящим ответом. Она поняла, что твои пояснения о погоде, о пляже, еде и так далее — всего лишь слова. На самом деле все выражалось твоим молчанием.
Кэтрин посмотрела в сторону, слегка смущенная, однако довольная. Ты почти поцеловал ее тогда.
Да, ты решился: один взгляд, сдержанное прикосновение — этого достаточно.
Двое мужчин напротив встали и направились к выходу. Поезд замедлял ход. Пьяница… да что они понимают? Ты ежедневно можешь наблюдать, как они валяются под столом. Боуэн и Бейтманс из той же компании. Под стол их всех, а ты будешь заниматься бисквитами, в любой упаковке. Пьяница!
Когда поезд доехал до станции, ты вышел и быстрым шагом направился домой. Чтобы настроиться на ужин, нет ничего лучше, чем удачный день в офисе.
— Он дурак, — рассказывал ты Мэри.
Было уже почти восемь часов: жаркое в духовке, овощи на сковороде. Стол аккуратно сервирован: ножи, вилки, ложки — все блестит; сияющие тарелки, стаканы и салфетки. Мэри сидела в своем кресле, всепонимающая, как всегда. Ты сидел в своем кресле, старательно прикладываясь к джину с тоником и поливая грязью все на свете. «Наказания» безмятежно спали.
— Боуэн — дурак, — повторил ты. — Полный дурак. Полагаю, он старается, но в продвижении товара он всегда будет середнячком — и сам это понимает! Он идет к краху.
Ты рассказывал ей о встрече, о себе, о них, о тех, кто идет к краху. Ты чувствовал, как твой рот заполняется грязью, и чем больше ты ее выплевывал, тем больше ее собиралось. Она поднималась в тебе, как тошнота.
Если бы только Мэри прервала тебя! Если бы только она сказала: «Моррис, успокойся» или «Уверена, что не все так плохо».
После шести лет брака, чтобы причинить ей боль, нужно было лишь слегка изменить тон своего голоса.
— Ты согласна? — высокомерно спросил ты. Она не ответила.
Ты решил подождать — долго, как только можно, — прежде чем нанести удар по ее молчанию. Так сдерживают себя во время занятия любовью.
— Свинина, должно быть, уже почти готова, — неожиданно заявила Мэри и встала.
Все в тот вечер — стакан, из которого ты пил, тарелки и даже ножи с вилками, — все казалось ломким. Казалось, что столовая определенно треснет пополам, случись тебе неудачно переставить бокал с вином. Ты пил, чтобы перебраться за границу этой хрупкости, достичь terra firma
[5]
.
В детстве у тебя был радиоприемник с «волшебным глазом» — зеленым огоньком, который светился тем ярче, чем сильнее был сигнал; когда станция немного уходила, его яркость блекла, как будто от разочарования. В этот же вечер, с каждым бокалом вина, ты ощущал, что твой «волшебный глаз» светится все ярче и ярче. Пока наконец постоянные помехи, эта грязь вокруг и внутри тебя, полностью не исчезли, и ты смог видеть все вещи такими, какие они есть. Теперь с помощью своего «волшебного глаза» ты мог даже подсматривать кое за чем, начиная с…
Мэри удивленно посмотрела на тебя. Наверное, ты думал вслух.
— Он был зеленый, — объяснил ты.
— Извини?
— Зеленый. «Волшебный глаз» на радиоприемнике.
— Какой «волшебный глаз»? О чем ты говоришь, Моррис?
Ты хотел объяснить, как восхитительно ярко он светился, когда бы…
Восхитительно. В тишине ты отчетливо произносил эти слоги про себя, ни разу не споткнувшись. Но говорить их вслух… Ах, твой грязный рот!
Ты стоял у серванта; Мэри в нескольких футах от тебя, Элиз и Том — у двери. Они выглядели полусонными. На Мэри — халат.
— Все в порядке, дорогие мои, — сказала она «наказаниям», которые жались друг к другу. — Все в порядке. Мыс папой просто не могли заснуть, и все. Извините, что разбудили вас. Давайте-ка снова пойдем в кроватки.
