— Я так скучал по тебе, Светлячок.
— Не называй меня так. — Ты схватила меня за руку и потащила за собой.
— Так бы и лежал всю жизнь. — Ты легонько ущипнула меня. — Просто лежал рядом с тобой. Смотрел, как заходит солнце.
— Солнце не может постоянно заходить. — Голос у тебя был сонный.
— Что?
— Ты сказал, что лежал бы всю жизнь. — Твой подбородок уткнулся мне в грудь. Глаза заблестели. — И смотрел, как заходит солнце. Одно с другим не совмещается.
— Вот так, хотел добавить романтики, а ты смешиваешь слова.
— Как тебе, бедненькому, со мной трудно. — Ты поцеловала меня в грудь.
— Разве солнце не может заходить медленно. По-настоящему медленно.
— Ш-ш-ш.
Стемнело. Шторы разведены, небо темное, безлунное. Жарко, и мы отбросили простыни. Я посмотрел на тебя.
— Ты куда?
— В ванную. Когда вернусь, зажгу свечу.
— Только побыстрей. И не надо свечей, — пробормотала ты в подушку.
Я думал, ты шутишь, пока не чиркнул спичкой.
— Эрик, я серьезно. Не надо.
— Ну вот, никакой с тобой романтики.
Ты промолчала. Даже не повернулась.
— Послушай, в чем дело? У тебя дом сгорел или что? — В тишине комната казалась еще более темной. — Ладно, извини.
— Ничего. Все в порядке.
— Не в порядке.
— Ты же не знал. Просто у меня пунктик на этот счет. Глупо, конечно.
— Не глупо.
— Глупо. У меня паранойя, а это глупо.
— Твоя паранойя распространяется на огонь вообще или только на свечи? Твой дом от них сгорел?
— Нет, не от них, в том-то все и дело. Мне было четыре года, когда у нас в кухне случился пожар. Мама что-то готовила. С тех пор я как-то с опаской отношусь к некоторым вещам. Ненавижу, например, газовые печи. К свечам относилась спокойно, пока девушка, с которой мы делили комнату, не устроила пожар. Была под кайфом.
— Так ты сожгла уже два дома.
— Нет, во второй раз ничего серьезного не случилось. У нее сгорели запасы травки, да еще квартира пострадала от воды. А вот с тем пожаром дома все получилось куда как хуже. Наша семья потеряла все. Никто не пострадал, но имущество сгорело полностью.
— А ты где тогда была?
— Смотрела парад.
— Какой парад?
— Мы жили неподалеку от школы, и школьный оркестр часто практиковался в прохождении маршем. Я часто убегала на них смотреть, думала, это и есть парад. Мой личный, каждый день.
— Значит, тебя спас оркестр.
— После второго пожара мне казалось, что я сойду с ума. Не помню точно, но вела себя не вполне адекватно. Подружка рассказывала про меня всем, и один пожарный решил воспользоваться ситуацией, чтобы залезть мне под юбку. Раздобыл мой номер и начал приглашать на свидания. Отстал только через три месяца. И потом парни постоянно рассказывали, что они либо учатся на пожарного, либо мечтают им стать. Как будто я какая-то тюкнутая, всегда готовая пустить слезу при виде человека в каске и с брандспойтом.
— А на самом деле тебя заводили только марширующие оркестры.
— Отправляйся-ка домой. — Ты запустила в меня подушкой.
— Пожалуй, научусь играть на тромбоне.
— Ты маньяк.
— И буду носить шляпу, такую, знаешь, высокую.
— Это кивер.
— Круто.
Ты толкнула меня ногой.
— Проехали. Мне больше нравится туба.
— Вот и хорошо. — Ты поднялась и отправилась в ванную. Мне нравилось смотреть на тебя в темноте.
Когда я проснулся, ты лежала рядом, дыша мне в шею, и комнату постепенно заливал жаркий солнечный свет. Мне предстояло скатать в Техас и вернуться. Ты спала, но сразу же проснулась, как только я попытался выбраться из постели. В чувство меня привел горячий душ. Я прикинул, что должен сделать, и решил, что управлюсь за пять дней.
Перед тем как уйти, я наклонялся поцеловать тебя. Ты отстранилась.
— Ты ведь только вчера вернулся. Так уж надо уезжать?
— Да.
— А задержаться не можешь? Хотя бы на денек?
— Нет. Пожалуйста, давай не будем об этом.
— Всего на один денек.
— Пожалуйста, перестань. Сегодня моя очередь быть серьезным. Не трогай мою работу. Я позвоню. Буду звонить каждый день. По крайней мере раз в день. Обещаю.
— Пообещай.
— Я уже пообещал.
— Скажи еще раз.
— Обещаю. Буду звонить тебе каждый день.
— Спасибо.
— Я могу называть тебя Светлячком?
Ты кивнула.
— Тогда засыпай, Светлячок. — Я поцеловал тебя и вышел.
* * *
Отто нетерпеливо просигналил еще раз, но при этом продолжал очищать лобовое стекло.
— Ты занимаешь слишком много места на автоответчике. Я же обещал, что буду звонить.
— Ты не звонил весь день.
— Я обещал, что позвоню. И позвонил. Сегодня не было времени, так что звоню только сейчас.
— Не было времени даже на один звонок?
Я был слишком занят, чтобы добраться до платного телефона, с которого мог бы позвонить тебе, не опасаясь, что его тоже прослушивают.
— Не было. И сейчас мне надо идти.
— Ладно. — Холод твоего ответа пролетел по всей линии.
— Ди, я скучаю по тебе. Хочу тебя увидеть. И, конечно, я бы предпочел быть там, а не здесь.
— Так приезжай сразу сюда.
— Надо завернуть домой. Принять душ. А потом сразу к тебе.
— Душ можешь и у меня принять. Твою одежду я постирала.
— Хорошо. — Я был готов на все, лишь бы только закончить разговор. — Но пожалуйста, не присылай больше сообщений, когда меня нет в городе.
Отто снова просигналил. Помигал чистыми фарами. Мы попрощались.
Красный глаз автоответчика мигнул в темноте четырнадцать раз, выдержал паузу и начал сначала. Паниковать не было сил. Я набрал промежуточный номер Уайта, положил трубку и вдруг услышал снаружи чьи-то шаги. Кто-то постучал, или, может быть, это скрипнул, оседая, дом. Кто-то прошептал мое имя, или, может быть, ветер бросил листья в окно. Я сидел в темноте, ожидая, что стекла вот-вот разлетятся, и в разбитые окна влетят черные солдаты, светя мне в глаза и тыча в лицо дулами автоматов.
Я снова мальчишка. Я прячусь под одеялом от чудовищ со страшными, искаженными и деформированными лицами. Эти лица я вижу ночью в коре деревьев, они склоняются надо мной, ждут, когда я вздохну.
