— Прошу прощения. — Большой чернокожий дяденька говорит: — Вы не видели мальчика Тома? Я ищу мальчика по имени Том. Его родители попросили меня привезти его домой.
Лорд Гамильтон смотрит на чернокожего дяденьку. Потом смотрит на меня.
— Вот мальчик Том.
Большой чернокожий дяденька улыбается. У него белые-белые зубы.
— Том. Ты Том?
Я киваю.
— А какая у тебя фамилия?
— Стволер. — Я называю свою фамилию.
— Стволер?
Я киваю.
Большой чернокожий дяденька кивает.
— Том, меня зовут Боксфорд. Твои родители. — Боксфорд смотрит на лорда Гамильтона. — Мистер и миссис Стволер. Они попросили меня, чтобы я забрал мальчика и позаботился о его благополучии.
Лорд Гамильтон встает:
— Том.
Я встаю.
Лорд Гамильтон смеется.
— Замечательно. А то я уже начал думать, что нам придется возиться с ним до конца дней. До свидания, Том.
Я выхожу из ресторана. Большой чернокожий дяденька держит меня за руку.
Оскар говорит:
— Не забудь своего дебильного медведя.
Я выхожу на улицу. Иду вдоль по улице. Большой чернокожий дяденька ведет меня за руку. Только это не дяденька, а молодой человек. Его зовут Боксфорд, и он будет заботиться о моем благополучии.
— Итак. — Боксфорд останавливается на углу. — Давай еще раз, по порядку. Родители от тебя отказались и бросили. Где они тебя бросили? В ресторане?
Я качаю головой.
— В буфете в театре?
Я киваю. Потом качаю головой.
— Значит, не в театральном буфете?
Я качаю головой.
— Но ты же был в театре. Смотрел спектакль.
Я киваю.
— И твои папа с мамой бросили тебя в театре?
Я качаю головой.
Боксфорд снимает пальто, которое очень шикарное и розовато-лиловое, только теперь оно вывернуто наизнанку. Он его выворачивает обратно на лицевую сторону и надевает опять.
Я говорю:
— Я поэтому и пошел в театр.
— Потому что они тебя бросили?
Я киваю.
— Так, давай еще раз. Твои папа с мамой — они тебя бросили. Оставили одного. И ты поэтому пошел в театр.
Я киваю.
Боксфорд берет меня за руку, и мы идем дальше.
— Тогда скажи, где они тебя бросили?
— Я не помню, — говорю. — Я в тот вечер гулял. Мой папа в тюрьме. А мама занимается сексом.
Боксфорд кивает.
— Они вас попросили, чтобы вы обо мне позаботились?
Боксфорд не смотрит на меня. Он смотрит на витрину, которая в магазине.
— Они попросили меня, чтобы я о тебе позаботился. Пока они не вернутся обратно.
— Значит, они вернутся?
Боксфорд заходит за угол. Он ведет меня за руку, и я тоже захожу за угол. Мы стоим на автобусной остановке, ждем, когда остановится автобус. Я смотрю на Боксфорда.
— Значит, мои мама с папой вернутся? И опять заберут меня, да?
Боксфорд кивает.
Подъезжает автобус. Мы садимся в автобус и едем.
Мы с Боксфордом едем в автобусе. Это лондонский автобус, а все автобусы в Лондоне — красные. Там плохо пахнет, потому что внутри сидит очень вонючий дяденька. А еще там есть тетенька с детьми. Она сердится на детей и ругается:
— Да замолчите уже, спиногрызы.
И еще там есть взрослый мальчишка и девочка, одетая как привидение, — у нее черные ботинки и белое-белое лицо. Потому что она так накрасилась. И еще там в автобусе есть дяденька, и он пьет пиво из банки, и пиво течет у него по подбородку, как будто у него борода из пива, и это смешно. Я смеюсь. Смотрю на дяденьку с пивной бородой и смеюсь. Боксфорд смотрит на дяденьку и не смеется. Ему не смешно. Он говорит мне:
— Уже скоро приедем.
Я смотрю на Боксфорда. Он теперь обо мне заботится.
Смотрю в окно. Мы в центре Лондона. Там такие большие дома, очень-очень шикарные. А потом — раз. И дома уже старые, ветхие, грязные. И уже не такие большие. Автобус едет, останавливается на светофорах. Сейчас темно, и светофоры горят совсем ярко. Красным, зеленым и желтым. Я смотрю на мигающий желтый свет.
— А это как называется?
— Что? — Мы едем на втором этаже, впереди. Смотрим прямо вперед, на дорогу. Боксфорд смотрит на светофор и говорит — Это светофор.
Я киваю.
— А что у тебя с медвежонком?
Я смотрю на своего медвежонка.
Боксфорд берет у меня медвежонка. Он сломан.
Я говорю:
— Он сломался. Его сломали большие мальчишки. Там еще был мертвый мальчик, у меня дома. Его убили. Я испугался и убежал.
Боксфорд кивает.
— Этот мальчик, его убили…
Боксфорд смотрит в окно.
Мы с Боксфордом и Клоуном Подушкиным выходим из автобуса. Я держу Клоуна Подушкина в руках, но не за руку. Потому что у него нет рук. Мы с Боксфордом идем вдоль по улице. Я оборачиваюсь и машу автобусу рукой. Мы поднимаемся по ступенькам, заходим в дом. Дом облезлый и старый. Там, наверху, если подняться по лестнице, дверь в подъезд. Она даже не закрывается, потому что она сломанная. За дверью в подъезд — снова лестница. Очень старая лестница. Обои на стенах ободраны, они отклеиваются и падают. То есть не то чтобы падают, но вот-вот упадут. На обоях — цветочки. Они тоже как будто сейчас упадут. Ну, как будто они отцвели и уже осыпаются.
Боксфорд идет вверх по лестнице. Он говорит:
— Рокси.
Рокси выходит из комнаты. Это тетенька, чернокожая тетенька. Она сильно накрашена, вся в макияже.
— Ну что, достал?
— Не совсем то.
— В каком смысле «не совсем то»? — Рокси выходит из комнаты. Смотрит на Боксфорда, как он идет вверх по лестнице. Рокси видит меня. Смотрит на меня, говорит: — А-а, в этом смысле.
Боксфорд кивает. Заходит в комнату.
— Где ты его нашел?
— Я зашел в ресторан поужинать после прослушивания, и вот… — говорит Боксфорд и закрывает дверь.
Я остаюсь перед дверью, снаружи. Сажусь на ступеньки.
Прижимаю к себе Клоуна Подушкина. Это мой плюшевый медвежонок. У него нет рук.
А у меня целых четыре руки. Две своих, две — медвежонкиных, которые у меня в кармане.
Дверь открывается. Выходит Рокси, красит на ходу губы. Говорит:
