— Космонавт, сразу после обеда зайдите ко мне в кабинет.
Космонавт наблюдает за тем, как капитан доедает свой космический пудинг. Потом идет следом за ним — не за пудингом, аза капитаном, — по коридору космической станции и проходит сквозь раздвижные космические двери на космический капитанский мостик.
— Космонавт, вы — позор всей космической станции. Нас атакуют межгалактические роботы, а вы проливаете какао. У вас есть что сказать в свое оправдание?
— Он… он был в кладовке.
Капитан садится за пульт управления космической станцией. Жестом показывает Космонавту, чтобы тот тоже сел. Но Космонавт, кажется, не в состоянии выполнить даже самое элементарное действие. Он стоит, глядя в пространство широко распахнутыми глазами, и хватает ртом воздух.
— Говорите, — кричит капитан, — если не хотите, чтобы вас исключили из академии. Потому что я лично добьюсь вашего исключения, если не получу никаких вразумительных объяснений.
Космонавт поднимает руку над головой, изображая нечто, что значительно выше его по росту.
— Высокий, — ему все-таки удается выдавить из себя что-то членораздельное, — пришелец.
Капитан авторитетно вздыхает, нажимает на кнопку на пульте и говорит в скрытый микрофон:
— Вызываю отдел безопасности. Код три-ноль-пять.
В помещение врываются два охранника, хватают Космонавта под руки и уводят в одиночный отсек, обитый космическим эквивалентом войлока.
Крупным планом — лицо Космонавта. Потом камера отъезжает, и по изменению интенсивности освещения становится ясно, что прошло какое-то время. На обитом космическим войлоком полу лежит длинная тень космического журафа.
— Всем привет, — говорит Джимп. — Я вернулся. Теперь, когда тебя благополучно нейтрализовали, пойду прикончу всех роботов.
Далее следуют несколько сцен, в которых космический жураф носится по космической станции, пинает межгалактических роботов, преимущественно — по голове, и отрывает им руки и ноги.
* * *
Я выключаю телевизор.
— Как я понимаю, это был представительский ролик. Реклама актерских способностей великолепного Джима. Хочешь сниматься в кино?
— Не понимаю, о чем ты.
— Я уже представляю, как ты сидишь в кабинете Гарри Дельца, положив копыта на стол, и обольщаешь застывшего в изумлении продюсера цветистыми баснями о своих героических похождениях в джунглях. Джим — самый умный. Джим — самый хитрый. Даже льва обдурил.
— Что за чушь?!
— Делец очарован, только что из исподнего не выпрыгивает от восторга. Сразу же предлагает контракт. А в следующей сцене ты лежишь, растянувшись, в джакузи, и голые девочки намыливают тебе спину.
— Чушь собачья, — повторяет Джим, только на этот раз он ухмыляется.
— Тебе обязательно нужно все портить? Почему нельзя просто оставить меня в покое?
Джим смеется. Вытягивает свои длинные ноги. Мысленно он снова там, в кабинете Гарри. Курит воображаемую сигару. Я сказал «он снова там». А надо было бы сказать «он уже весь в предвкушении». Поскольку этого еще не было. Пока не было.
— Для тебя это просто прикол, — говорю я ему. — А для меня это работа. Средство к существованию. Ты представляешь, что будет, если изменится сама концепция сериала? Нас смотрят и любят. Космонавт — это сложившийся персонаже набором вполне определенных качеств. Среднестатистический фанат «Космонавта» знает его как родного. Его нельзя запереть в психушку, — говорю я со всей ответственностью. — Он сбежит через две секунды.
— Нет. Если действительно сбрендит, то нет.
— Кстати, а кто написал сценарий? Это же полный идиотизм. Диалоги хорошие, да. Признаю. Но характеры прописаны совершенно не так. Я бы в жизни такого не написал.
— А это не ты написал. Ты для них больше не пишешь, — объясняет Джим. — Они нанимают новых сценаристов. Гарри Делец собирается вообще упразднить Космонавта. В смысле, не сам сериал, а только этого персонажа.
Я открываю рот, хочу высказаться, но молчу. У меня просто нет слов.
— Только, пожалуйста, не принимай это как выпад против тебя лично. Ты же не с себя Космонавта списал. Да, Спек? Или с себя?
— Ну… — Я присаживаюсь на краешек космической койки. То есть кровати. — Каждый художник неизбежно вкладывает в свое творение частичку себя. Чего ты смеешься? Немедленно прекрати ржать, а то я тебя стукну.
— Неудивительно, что вы с Эдди сдружились, — говорит Джим. — В тебе тоже есть тяга к насилию.
— В Эдди нет тяги к насилию, — говорю я, глядя в окно. Он по-прежнему стоит, прижимаясь к антенне, обхватив ее у основания двумя руками.
— Он законченный психопат. Ты же наверняка знаешь, где его жена. Здесь, на кровати. Под проводами.
Я смотрю на кровать, одна половина которой завалена переплетенными проводами всевозможных цветов и оттенков.
— Нет, я ее видел в саду. Буквально на прошлой неделе. Мы даже поговорили через забор. Она попросила меня написать компьютерную программу, чтобы предугадывать результаты Национальной Лотереи.
— И ты ей сказал: «Иди в жопу».
— Нет, я сказал, что обязательно напишу. Мне нравится Национальная Лотерея, Джим. Она дает простым людям возможность блеснуть.
— Налог на глупость.
— Прошу прощения?
— Национальная Лотерея — это налог на глупость. Чем ты глупее, тем чаще играешь. То есть тем чаще платишь.
— Как бы там ни было, я обещал, что напишу ей такую программу. И я напишу. — Я задумчиво тру пальцем оправу очков. — Или попрошу Вика Двадцатку, чтобы он написал. Вик — мой лучший друг.
— Уже не нужно. В тот же день, после обеда, они с Эдди сидели тут, в спальне. Хотя нет, не сидели. Эдди лежал на кровати, а супруга стояла вот здесь. Где разрозненные носки.
Я смотрю на разрозненные носки. Очень странно.
— Эдди пытался смотреть телевизор, но супруга ему не давала. Вот он, значит, лежит, а она все докапывается. Говорит: «Выключи этот дурацкий ящик. Поговори со мной. Почему мы с тобой никогда не разговариваем?» А он ей: «Заткнись. Ты можешь заткнуться хотя бы на десять минут? У тебя рот вообще не закрывается, никогда. Не видишь, я телик смотрю. Так что заткнись и не мешай мне смотреть». Но она не умолкает. Все говорит, говорит, говорит… И тогда он встает, сгребает в охапку все провода и надевает их ей на голову.
— Ерунда. Они весят, наверное, под тонну. Даже Эдди не смог бы поднять их все сразу.
— Ну, если честно, все было немного не так, — говорит Джим. — На самом деле он брал их по одному и кидался в нее. Ее силы слабели с каждым ударом, и в конечном итоге она утратила волю к жизни.
— Это было бы слишком долго. Она бы просто ушла из комнаты.
