— Какие странности?
— Порножурналы, пицца, жираф-призрак. Да, и еще пиво.
— А что странного в пиве, Спек? Да, согласен, если выпить его слишком много, все вокруг делается малость странным. Мерещится всякое. Вот выпил ты пива, лежишь в кровати, тебя немного мутит, а потом, словно по волшебству, твои туфли вдруг превращаются в унитаз.
— Ты же не носишь туфли.
— И ты теперь знаешь почему. Но мы отклонились от темы. Ты мне так и не сказал, почему вы разошлись.
— Джим, наш брак так же крепок, как и в тот день, когда мы подписали все необходимые бумаги.
— Тогда почему она уехала к маме?
Я тяжко вздыхаю.
— На самом деле, Джим, — говорю я, — Воздержанья… э… загорает. Дома у мамы. Да, у ее мамы новая кварцевая установка для загара. Она ее выиграла. В лотерею.
— В туже самую, в которую ты выиграл пиццу?
— Не пиццу, а пиво — поправляю я. — Пиццу мне принесли по ошибке. Кстати, курьер, который доставил пиццу, и продал нам билеты. Он так рассудил: «Я все равно развожу людям пиццу, так почему бы мне заодно не заняться распространением лотерейных билетов. Чтобы собрать деньги. В фонд помощи пицце». Джим, почему ты смеешься?
Он катается по полу, стуча копытами в потолок, и заливается хохотом, буквально вываливаясь из метафорических штанов.
— Фонд помощи пицце. Лотерейные билеты. В жизни не слышал такой ерунды.
— Джим, успокойся. Джим… — Он давится смехом и кашляет, сжимая копытами свое длинное желтое горло. — Джим, что с тобой?
Он пытается что-то сказать, но не может.
— Я сейчас принесу подушку.
Я бегу в спальню, хватаю подушку, возвращаюсь на кухню и подкладываю подушку Джиму под голову. Голова смещается, я пододвигаю подушку, но голова снова смещается, и я снова пододвигаю подушку, и голова снова смещается. Весь жираф-призрак бьется в судорогах. У меня в кухне на полу.
— Джим, это было не настолько смешно. Я даже и не пытался шутить. Хотя ты все равно не смеешься, когда я шучу. Никогда не смеешься, когда я шучу. Джим, может, вызвать врача? Да, надо вызвать врача. — Я мчусь в гостиную, где телефон. Снимаю трубку и звоню доктору Яблочко. — Прошу прощения, что разбудил. Но, понимаете, доктор Яблочко, у моего друга припадок. И меня это слегка раздражает. Он смеялся над моей шуткой, — объясняю я. — И, похоже, его занесло. Какого цвета? В каком смысле какого цвета?
Я заглядываю на кухню. Джим стоит перед раковиной и держит голову под струей холодной воды. Лицо у него ярко-малиновое. Он весь ярко-малиновый, в розовых пятнах.
— Чеснок.
— Уже не осталось, — говорю я ему. — Я попозже схожу в магазин.
— Нет, — говорит он сдавленным голосом. — На чеснок. Аллергия.
— А-а. — Я бегу обратно в гостиную. — Доктор Яблочко, — говорю я в трубку, — похоже, мой друг съел чеснок, а у него на чеснок аллергия. Да, доктор Яблочко. Нет, доктор Яблочко. — Я говорю ему спасибо, что он уделил мне время, и вешаю трубку.
— И что сказал доктор? — Джим лежит на полу в кухне, засунув голову между ног. Видимо, проводит какую-то реанимационную процедуру. Или просто пытается отвлечься.
— Тебе надо лечь. В постель. И принять аспирин.
— Ни хрена, — говорит он с вызовом. — Я иду в паб.
— Когда болеешь, нельзя пить спиртное, Джим.
— Наоборот. Спиртное выводит токсины.
— Но алкоголь тоже яд.
— Да, и поэтому он стимулирует иммунную систему.
— Нет, Джим. Он ее подавляет.
— Пиво стерильно, — говорит Джим, хватаясь за эту мысль, как утопающий за соломинку. — Оно убивает микробов.
— Каких микробов?! Ты просто ищешь себя оправдания, чтобы пить пиво, не мучаясь чувством вины.
— Чушь собачья.
— Что?
— Чушь собачья.
— Посмотри мне в глаза и скажи это еще раз.
— Чу…
Он не может сказать.
— Ладно, — говорю я примирительно. — Это твое здоровье, Джим. И если тебе улыбается проваляться все выходные в больнице…
— Не надо так говорить.
— Ты не любишь больницы, Джим?
— Не знаю. Я никогда не лежал в больнице.
— А я лежал. И уж поверь мне на слово, приятного мало.
Он хмурится.
— Джим, помнишь, ты меня предупреждал насчет соседской антенны? Ты сказал, что от нее у меня будет рак мозга. Тогда я над тобой посмеялся, но оказалось, что ты был прав. У меня действительно был рак мозга. И у жены тоже. Мы пошли в поликлинику, к доктору, и нас положили в больницу. Там нас лечили специальной мазью от рака и вылечили.
Джим с любопытством глядит на меня.
— А как она действует?
— Мазь против рака? Она проникает в мозги и уничтожает раковые клетки.
— И что, ее вводят прямо в мозги?
Я прислоняюсь спиной к холодильнику. Для поддержки.
— Ну… нет, не прямо.
Он ухмыляется.
— А через задницу, правильно?
— Джим, ты маньяк. Я тебе говорю, что я чуть не умер, а тебя интересует только нетрадиционное анальное проникновение. Может, ты сам того… из нетрадиционных. Я уже начинаю задумываться. Может быть, ты какой-нибудь шкафный гомосексуалист.
— Гардеробный гомосексуалист.
— Как скажешь.
— А жене? Ей тоже вводили мазь через задний проход?
— Да, нас лечили одинаково.
— А кто вводил? Врач была женщина или мужчина?
— Женщина. И нет, Джим, это не значит, что моя жена — лесбиянка. Ты все равно найдешь, где подколоть. Если бы врач был мужчина, ты бы сказал, что я сам не мужчина, потому что спокойно терплю, когда посторонний мужчина заправляют моей жене в задницу.
— То есть та женщина-врач видела ее влагалище? Твоей жены?
— Его многие видели, — говорю я. — Его показывали по центральному телевидению.
— Врешь ты все.
— Там еще были студенты из медицинского, практиканты.
— А еще кто-нибудь был?
— Нет. Хотя погоди. Был еще один доктор. Доктор Жираф.
— Жираф.
— Да. Ой, — говорю я, связав одно с другим, — он же твой тезка.
— А как его звали? Случайно не Джим?
— Это был бы уже перебор. Его звали Джеймс. Дипломированный доктор медицины. Настоящий профессионал, уважаемый человек.
— Значит, мы с ним не похожи.
— На самом деле немного похожи. Внешне.
Джим смеется.
