— Спасибо, Гарри.
Он имеет в виду мою самую главную новость, но об этом чуть позже.
— Теперь понятно, почему ты так навострился на новый проект. Это действительно будет хит. Всем хитам хит.
Ну а всем, занятым в производстве программы, естественно, будет какое-то поощрение. Может быть, даже зарплату повысят.
Я смотрю на пластиковую папку.
— Это что, Гарри?
— Это, мой дорогой, наша новая программа.
Я поднимаю глаза на Гарри. Он, наверное, шутит. Но нет, не шутит.
— Но, Гарри, мы ведь еще даже не собирались.
— Где? С кем?
— Ну, просто не собирались. Надо же провести мозговой штурм…
Он качает головой.
— Креативно-научный центр «Мозги Скотта Спектра», — говорю я, имея в виду имя файла у себя на компьютере, — неисчерпаемый кладезь блестящих идей для хитовых программ.
— Да неужели?
Я поворачиваюсь на своем вертящемся стуле, беру со стола папку и тут же бросаю обратно на стол.
— Гарри, — говорю я и больше не говорю ничего.
Гарри подходит к моей секретарше, жестом сгоняет ее со стула, потом подтаскивает ее стул к моему столу и садится.
— Скотт, «Космонавт в космосе» — это была замечательная идея. Выдающаяся идея. Я часто задумываюсь, почему я сам до этого не додумался. Но я не додумался. А вот ты додумался. И почему? Потому что ты выдающийся сценарист. Генератор идей.
— Спасибо, Гарри. — Я даже немного смущен.
Он трет переносицу и шмыгает носом.
— Ты выдающийся сценарист, Скотт. Генератор идей.
Поверх его головы я наблюдаю за миссис Уныньей, которая уныло качает головой. Она стоит, прислонившись к шкафчику для картотеки, и пилит ногти пилочкой для ногтей.
— Но, Гарри, если я такой весь из себя выдающийся генератор идей, почему со мной даже не посоветовались насчет новой программы?
— Ну, может быть, ты чересчур выдающийся генератор.
— Как так?
Он опять трет переносицу и смеется.
— Если бы мы знали как, мы бы все стали такими же выдающимися.
— Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что нет такого понятия, как «выдающийся чересчур». Есть вещи, которых не может быть слишком много, просто по определению. Чем больше хороших, блестящих идей, тем лучше для дела. И тем ценнее мой вклад.
— В теории — да. Но на практике — нет.
— И все же мне кажется, что надо было сперва посоветоваться со мной.
Гарри начальственно проворачивается на вертящемся стуле моей секретарши, делает паузу, чтобы подумать, снова делает паузу и говорит:
— Скотт, пару месяцев назад я заглянул в Креативно-научный центр «Мозги Скотта Спектра». — Он достает какую-то бумажку из кармана своего серебристого пиджака, призванного привлекать внимание. Бумажка сложена вчетверо, и когда он ее разворачивает, мне становится видно, что текст на листе распечатан на принтере. Гарри прочищает горло и зачитывает с бумажки: — Жираф-убийца. Поймать жирафа. Смерть жирафу. Длинный, пятнистый, тупой. Отрубить ему ноги. Отпилить ему ноги. Пока он бежит по саванне. — Гарри складывает листок и бросает его в мусорную корзину. — Так что вот. С тобой посоветовались. В каком-то смысле.
— Но это были всего лишь заметки. Еще не оформившиеся идеи.
Гарри изображает что-то похожее на гимнастику для лицевых мышц и говорит:
— Скотт. Проблема с твоими идеями не в том, что они не оформившиеся. Проблема в том, что они являют собой образец полного идиотизма.
— Значит ли это, что я остаюсь без работы?
Гарри качает головой.
— Ты же у нас выдающийся сценарист. И я хочу, чтобы ты работал в этой программе, — говорит он с упором на слово «в этой».
Я смотрю на пластиковую папку у себя на столе.
— В этой, которая в этой папке?
Он кивает.
Я беру папку, открываю ее, достаю лист с распечатанным на принтере текстом, читаю вслух:
— Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его «тягать».
Миссис Унынья — хорошая секретарша. Но она делает все по-своему, как ей удобно. По четвергам и пятницам она берет выходные и по средам после обеда — тоже, и начинает со мной разговаривать не раньше, чем за полчаса до полудня.
— Я слышала, у вас скоро будет большое событие, — говорит она ровно в 11:31.
— Да, у нас с женой будет ребенок.
— Я сейчас допечатаю предложение и поздравлю вас как положено. — Миссис Унынья заканчивает печатать очень длинное предложение. Я подхожу к ней поближе в ожидании объятий, поцелуя в щечку или хотя бы сердечного рукопожатия, но она только смотрит на меня и спрашивает: — Вы его усыновляете?
Я качаю головой.
— Искусственное оплодотворение?
Я нервно переминаюсь с ноги на ногу.
— Нет, мы все сделали сами.
— А. И как вы его назовете?
— Жена выбрала имя для девочки. Эклер. А я — для мальчика.
— И какое вы выбрали имя?
— Турбо.
— Турбо, — задумчиво повторяет миссис Унынья. — Вы хотите назвать сына Турбо?
— Если будет мальчик, то да.
Миссис Унынья качает головой.
— Нет, так не пойдет.
— Почему не пойдет? Мы с женой договорились, что имя для девочки выбирает она, а для мальчика — я. Вот мы и выбрали.
— Да, но ваша жена выбрала очень хорошее имя.
— Турбо — тоже хорошее имя.
— Для автомобиля, Скотт. Или для автозапчасти. Для мотора повышенной мощности. Но не для ребенка.
— Извините, но Турбо — наш ребенок, и мы назовем его, как хотим.
— Только через мой труп.
— Прошу прощения?
Миссис Унынья поджимает губы.
— Если вы назовете ребенка Турбо, я подам на вас в суд.
— Вы что, серьезно?
Она кивает. Потом пристально смотрит на меня, сокрушенно качает головой и говорит:
— Ведь вы пошутили? Ну, что хотите назвать сына Турбо.
— Э… Да.
— Каким надо быть идиотом, чтобы назвать сына Турбо?
— Я не такой, да.
— Кстати, об идиотизме, — говорит миссис Унынья. — Вы видели конспект новой программы? Всякого, кто согласится работать в такой программе, надо срочно вести к психиатру.
Через час я врываюсь в кабинет Гарри Дельца, как говорится, с шашкой наголо. Сперва, конечно, стучусь. Все-таки Гарри Делец — это Гарри Делец.
