— Как-то оно не особенно гигиенично.
Мэгги Магги пожимает плечами.
— Ну, ента, шобы ты понял, как с ним управляцца.
По окончании уборки фойе мы устраиваем небольшой перерыв на предмет попить чаю, прежде чем приступить к наиболее устрашающей части, а именно — к уборке кинозала. Мэгги Магги достает из кармана передника шоколадную печенюшку и кладет ее передо мной прямо на стол.
Я смотрю на печенюшку, потом — на руки Мэгги Магги.
— У вас грязные руки.
— Я тута работаю тридцать годков, — говорит Мэгги Магги, поднимая свои грязные руки. — Моя мамка работала тута, и ее мамка тоже работала тута. Еще когда тута был просто тьятр.
— И что, вам нравится здесь работать?
Мэгги Магги качает головой.
— Тогда почему вы не уволитесь?
— Я тута работаю тридцать годков, — объясняет она терпеливо. — Моя мамка работала тута, и ее мамка тоже работала тута. Еще когда тута был просто тьятр.
Я размешиваю сахар в чае.
— Мой сынок тоже тута работал. Кассиром. Ну и ента… стал приворовывать, и его, значицца, погнали с работы. Тока он не виноватый, — говорит Мэгги Магги в защиту сына. — Он ента… присел на наркотики, и ему нужна была денешка… ну, шобы их покупать.
— О Господи, — говорю я уныло, размешивая сахар в своем грязном чае.
После работы Джим заезжает за мной на машине. Я еще ни разу не ездил в его машине, впрочем, как и в любом другом спортивном кабриолете цвета «синий электрик» с электрическими дверцами и электронной приборной доской. Идет снег, но крышу Джим не поднимает, потому что иначе его непомерное самолюбие просто не вместится в салон; так что снег падает прямо на нас.
— Откуда у тебя деньги на такую машину, Джим?
— Нравится, да?
— На мой взгляд, слишком яркая. Я бы лично взял серую или стальную. Как космический крейсер.
Джим смеется и качает головой.
Я поправляю очки. С виду все остается таким же, как было, и я поправляю их снова, приводя в первоначальное положение.
— Джим, ты не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Откуда у тебя деньги на спортивный кабриолет цвета «синий электрик»?
— Мы запускаем новое шоу.
— Новое шоу?
— На Платиновом канале, Спек. Первый выпуск — в эту субботу. Называется «Жираф Джим: Опыт с молоденькими танцовщицами».
Я морщу нос. На него приземляется снежинка. Я опять морщу нос, и снежинка падает.
— А почему «Опыт с молоденькими танцовщицами»?
— Это опыт, — терпеливо объясняет Джим. — С молоденькими танцовщицами.
— Да, но в каком смысле — опыт? Джим явно не понимает, и я поясняю:
— Эти молоденькие танцовщицы, они в каком качестве здесь выступают? Как объект опыта или же как субъект? Ты с ними вместе познаешь что-то на опыте или ты познаешь на опыте их самих? Или же это процесс обоюдный? Или молоденькие танцовщицы просто делятся опытом с телезрителями, а ты выступаешь лишь в роли ведущего?
Джим пожимает плечами. Сразу видно, что на телевидении он — новичок.
— Хотя ладно, все равно я не буду его смотреть.
— Дело хозяйское.
— Во-первых, оно сексистское. Девушек эксплуатируют.
— Только не во время шоу. Если я даже их и эксплуатирую, то уже после шоу. У себя в гримерной.
— Джим, танцовщицы — не бессловесные вещи, которые можно использовать для своих нужд. Они такие же люди, как я или ты. Ну, то есть как я. И относиться к ним следует соответственно. И ценить их за ум и душевные качества. Ваше шоу — отвратительно, — говорю я. — И я не буду его смотреть ни за что.
— Себе в убыток.
— В каком смысле?
— В том смысле, что каждому телезрителю — бесплатная пицца.
— Бесплатная пицца?
— Это Макс Золотце придумал. За полчаса до начала программы будет реклама, где телезрителям предложат заказать пиццу на дом в ближайшей пиццерии, где есть служба заказов на дом. Они будут платить, как обычно, наличными — курьеру, а потом, ближе к концу программы, на экране замигает номер телефона, и каждому, кто позвонит, вернут деньги за пиццу.
— А почему ближе к концу?
— Чтобы люди смотрели.
— А, ну да. Но ведь они многое пропустят, пока будут дозваниваться.
— Ну и ладно. — Джим небрежно помахивает копытом. — Номер появится на экране как раз перед выходом Боба Забавника.
— Вы и Боба Забавника привлекли?
Джим кивает.
— То есть у вас там не только молоденькие танцовщицы.
— Молоденькие танцовщицы, я и Боб.
— Тогда почему вы его не назвали «Жираф Джим: Опыт с молоденькими танцовщицами и Бобом Забавником»?
Правым передним копытом Джим смахивает снег со своих смешных маленьких рожек.
— Потому что у телепрограммы должно быть красивое, звучное название, а «Жираф Джим: Опыте молоденькими танцовщицами» — это название красивое и звучное. Тем более что Боба потом, может быть, и не будет. Может быть, мы пригласим кого-то другого. Например, Веселых Близняшек. Или этого чревовещателя-сюрреалиста Самуила Сюрреалиста и его сюрреального тюленя Саула.
— Самуила какого?
— Сюрреалиста.
— И его…
— Сюрреального тюленя Саула.
— Саула?
Джим кивает.
— Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Саул?
— Я так и сказал. Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Саул.
Я снимаю очки, морщу лоб и опять надеваю очки.
— Самуил — это имя чревовещателя? И он к тому же сюрреалист, и поэтому его фамилия — Сюрреалист. Как с Бобом Забавником. Он забавный, и поэтому его фамилия — Забавник. Да, а Веселые Близняшки — они веселые, если тебя увлекают смысловые соответствия.
Джим не слушает. Он лезет в «бардачок» и достает два бокала. Как я понимаю: один — для меня, а второй — для себя. Потом, пошарив копытом у себя под сиденьем, извлекает бутылку шампанского, открывает ее хвостом, скрученным в штопор специально по этому случаю, разливает шампанское по бокалам, выпивает один бокал и швыряет его в снег, потом выпивает второй — и швыряет его в снег.
— И тюлень тоже сюрреалистичный, — говорю я, сделав вид, будто ничего не заметил. — И поэтому его фамилия тоже Сюрреалист. Самуил Сюрреалист и тюлень Сюрреалист.
Джим качает головой.
— Ты все перепутал. — Он опрокидывает бутылку вверх дном и выливает остатки шампанского в снег. — Не ешь желтый снег, — говорит он зловеще. — У тюленя нет никакой фамилии. А есть только имя. Саул.
