Мы прошли.
— Фролушка пришёл! — крикнула вглубь квартиры Изабелла, и все
жены мгновенно слетелись.
Первой прибежала Зинаида со своим облезлым париком,
прозванная по месту рождения пензючкой. Она родом из Пензы.
Зинаида хотела, как обычно, броситься на шею Фролу
Прокофьевичу, но увидев меня, смутилась и украдкой что-то шепнула Изабелле.
— Не знаю, — буркнула та.
Потом прибежала Татьяна, четвёртая жена. Увидев меня, она
тоже остановилась, как вкопанная, и что-то шепнула Зинаиде.
— Понятия не имею, — зло ответила Зинаида.
За Татьяной в переднике и с половником прибежала пятая жена
— Полина, которая на правах самой последней жены больше всех хозяйничала в
квартире. Видимо, ещё не отвыкла.
Полина тоже была не прочь облобызать Фрола Прокофьевича и
тоже наткнулась на меня, не зная как себя вести.
— Это кто? — довольно громко шепнула она Татьяне.
— Даже не представляю, — промямлила та.
Следом за Полиной явилась моя Тамара, правда уже с другой
стороны. Фрол Прокофьевич не обманул — входную дверь Тамара открыла своим
ключом, что Фрол Прокофьевич сопроводил выразительным взглядом. Я сочувственно
кивнула.
На правах самой старшей жены Тамара могла позволить себе
фамильярность, поэтому не обращая внимания на меня, она закричала:
— Прокопыч, извини, я опоздала, — и она расцеловала его в
обе щеки, оставляя яркие следы губной помады.
Лишь после этого она пристально оглядела меня и почти в
полный голос спросила у Изабеллы, которая была к ней ближе всех:
— Что это за чучело?
Я сразу поняла, кто здесь самый опасный враг и успокоилась,
потому что с Тамаркой ещё с детства научилась разбираться.
— Девочки, — закричала я, — расслабьтесь! Возможно вы ещё не
знаете, но мы уже почти родственники!
— Сонька! — радостно завопила Тамарка, кидаясь ко мне на
шею, что было не очень приятно, поскольку падение с лестницы сопровождалось ещё
и ушибами по всему телу. — Сонька! Вот же кикимора! Очки нацепила! И шляпу!
Обалдеть!
Сообразив, что это я, остальные жены последовали моему
призыву и расслабились, и вздохнули с облегчением, и разулыбались, а Тамарка
подбоченилась и уже властным тоном произнесла:
— Мама, ты невозможная! Так вырядиться! Ты где взяла такую
шляпу? И костюмчик! Зашибись!
Фрол Прокофьевич рискнул подать голос.
— Между прочим, — сказал он, — вы собрались на мой день
рождения, а не на бабские посиделки. Я есть хочу. Сядем мы за стол или нет?
— Ха! Сам опоздал, и сам же выступает! — хохотнула Тамарка.
— Сядем-сядем, — заверила Полина и повела всех на кухню.
Всех, кроме меня, Фрола Прокофьевича и Тамарки. Тамарка на
правах старшей жены от кухни увиливала систематически. Мы отправились в
гостиную и уселись за частично сервированный стол.
— Черт возьми какая шляпа! — под довольную улыбку Фрола
Прокофьевича сообщила Тамарка. — Прокопыч, правда?
Бедняга хотел выразить своё мнение, но Тамарка его грубо
оборвала:
— Да, ладно, молчи, ты все равно в этом не фига не
понимаешь.
— Понимает, — вступилась я. — Ведь он её мне и подарил.
Не буду рассказывать, что стало с Тамаркой, точнее, с её
глазами. Легко представить, куда они переместились. Слава богу, отреагировать
она не успела, потому что «кавалькада» из жён продефилировала в комнату. У
каждой жены в каждой руке было по два блюда. Блюда дружно легли на белоснежную
скатерть, а жены расселись по своим местам.
Должна сказать, что готовились на день рождения Фрола
Прокофьевича исключительно его нелюбимые блюда. Все, что он терпеть не мог,
было там, и все настоятельно ему рекомендовалось для его же здоровья. В этом
заключалась тонкая женская месть.
Несчастный Фрол Прокофьевич сидел в центре стола. По его
левую руку оказалась Тамарка, по правую я. Он, обречённо вздохнув, разлил по
бокалам шампанское, которое потреблять категорически не мог из-за проблем с
желудком, но которое ему опять же настоятельно рекомендовали взамен коньяка и
водки. Естественно, все запреты делались из самых лучших побуждений, что и
толкало чувствительного Фрола Прокофьевича им следовать себе во вред.
Так, следуя запретам, он налил шампанского и в свой бокал,
после чего по традиции первым сказал речь. Я думала, что он скажет о нашем
решении, ну о том, что мы собрались пожениться, и напряглась, но он лишь
выразил своё удовлетворение тем, что согласно традиции в этот знаменательный
день про него не забыли и, как обычно, окружили заботой и любовью.
Когда речь закончилась, все дружно зааплодировали с криками
«молоток!».
— Так выпьем за нашего драгоценного Прокопыча! — гаркнула
Тамарка и осушила свой бокал стоя.
Остальные последовали её примеру. Я решила, что для меня это
лишнее и на правах невесты осталась сидеть.
После этого первого торжественного бокала все жены, не
сговариваясь, дружно предпочли водочку. Фрол Прокофьевич, как обычно, несколько
раз робко порывался тоже перейти на водочку, но его сурово одёргивали всей
семьёй. Он виновато смирялся, понимая, как пекутся о его здоровье. Не желая
расстраивать жён, он продолжал пить шампанское, вконец расстраивая свой
желудок.
Когда после первой закусили, понеслись традиционные тосты,
которые из года в год повторялись с удивительной монотонностью. Как обычно,
начинала поздравления последняя жена — Полина, так сказать в обратном порядке.
Полина, если не слишком придираться, самый подходящий
экземпляр для брака. Мало того, что она обожала развешивать тряпки по всей
квартире: шторы, ковры, скатёрочки и салфеточки, она маниакально любила тереть
полы и кастрюли и умела за одну минуту уговорить мужа сделать то, что он не
способен сделать по своей природе.
К тому же Полина была помешана на сексе. Не знаю, как это
проявлялось в постели, но в частной беседе ей равных не было. К всеобщему
удивлению, Полина прекрасно управлялась не только с мужем, но и с автомобилем.
Она была прекрасным водителем и отлично знала нутро своего «Форда».
Внешне Полина была воплощением уюта — этакий милый розовый
поросёночек, круглый от бёдер до ногтей и невероятно симпатичный.
Кстати, круглым у Полины был даже голос. Казалось, он
выкатывается из её круглого рта. Правда, до тех пор, пока Полина не
занервничает или не разволнуется, тогда голос тут же поднимается до писка. Люди
со слабыми нервами в её присутствии просто страдают, мне же это — тьфу! Мне
хоть ножом по тарелке, я и ухом не поведу. Впрочем, к сожалению, я не о себе, а
о Полине.
