— И что теперь? — спросила у меня Тамарка, всем своим видом
выражая, что остальные ей противны. — Мама, как нам теперь быть? Ведь тогда
выходит, что все мы в опасности, а не ты одна.
— Ты права, — согласилась я. — Преступник видел вас, слышал
все ваши разговоры, и у него легко может возникнуть желание поубивать вас
немедленно. Поскольку сразу это сделать сложно — слишком много визгу — он
постарается сделать это поодиночке. Я бы на вашем месте уехала и где-нибудь
отдохнула. Подальше от Родины.
— Я не могу, у меня бизнес! — закричала Тамарка.
— И я не могу, у меня наука! — заявила Зинаида.
— А у меня муж, — скучая, сообщила Изабелла.
— А у меня и бизнес и муж, — пригорюнилась Татьяна.
— А я терпеть не могу уезжать за пределы Родины, — очень
патриотично выразила свою мысль Полина.
— Что ж, — вздохнула я, — тогда никак не смогу поручиться за
то, что вы останетесь живы.
В общем, как это не глупо, мы разошлись по домам. Жены,
постанывая и позевывая, без всякого сожаления удалялись от дома покойного
прям-таки с неприличной скоростью. Одна я, сдерживая в себе желание
прикоснуться ободранно щекой к родной подушке, отправилась на поиски трупа.
Я, пользуясь ранним часом, терпеливо обошла всех соседей, в
надежде, что может быть кто-то видел что-нибудь для меня полезное. Ведь дом
такой большой. Столько народу. И у каждого по два глаза. Это сколько же здесь
глаз?!
По опыту знала: соберись лично я, когда поломан
мусоропровод, вынести мусор в баки соседнего двора, и на пути то и дело будут
появляться соседи, а потом по двору пойдёт слух, что Мархалева подбрасывает
свой мусор в чужие баки, за которые не платит. Так неужели же кому-то так
повезло, что вынесли целый мужской труп, никого на своём пути не встретив?
Нет, не повезло, очень скоро выяснила я. Сосед Фрысика с
третьего этажа страдал бессонницей и курил на балконе. Он увидел как из
подъезда две женщины вынесли какой-то очень длинный свёрток, похожий на
скатанный ковёр. Судя по всему, свёрток был для них слишком тяжёлый, потому что
женщины то и дело опускали его на асфальт, чтобы передохнуть и взяться
поудобней. Свёрток они потащили через тротуар к дороге. Туда почти тут же
подъехал автомобиль из которого вышел мужчина. Он помог этот свёрток загрузить,
после чего уехал, а женщины, поправляя причёски, побежали обратно в подъезд.
Все это происходило примерно в то время, когда пропал труп Фрысика.
Просто блеск! Все сходится. Теперь понятно, почему так
заспешили домой эти жены. Как минимум двое из них совсем не были заинтересованы
в опросе соседей. К огромному моему сожалению, сосед не смог назвать их более
точных примет, чем туфли и платье. С уверенностью он утверждал лишь одно, что
это были высокие и худощавые женщины.
Его легко понять, было слишком темно. Фонари во дворе не
горели. Причём, по странному стечению обстоятельств не горели они именно в этот
вечер.
А машина, которая привлекла всеобщее внимание, по иронии судьбы
принадлежала именно этому соседу.
— Я всегда её там ставлю, — сказал он. — Никто не возражает,
и мне очень удобно.
— А куда же она делась среди ночи? — спросила я.
— Сын работает в ночную смену. На ней он и уехал.
Просто, как и все в этой жизни.
Глава 13
Я пришла домой, рухнула и заснула. Евгений пытался требовать
объяснений, но я их дать никак не могла по чисто физическим причинам.
Бессонная ночь, окровавленный труп, его исчезновение,
изматывающее общение с жёнами, нависшая угроза смерти — все это сказалось для
Евгения самым печальным образом: я проспала до вечера. Все это время он мучился
и изнывал от невозможности устроить мне скандал.
Зато как он «оторвался», когда я проснулась!
Передать не могу как громыхал он на меня, как обвинял во всех
грехах, о которых я даже не слыхивала, не говоря уж о том, чтобы их совершать.
Евгений же убеждал меня, что я и не на такое способна. Особенно, почему-то, он
ополчился на покойного мужа Тамарки. Он безмерно возмущался приходом в наш дом
Фрола Прокофьевича и дальнейшим моим с ним уходом.
Я же Евгению не прекословила, а помалкивала, забавляясь
чёрным кофе со сгущёнкой (сливок в доме не оказалось, лучше бы он об этом
подумал) и сигаретами. Курила одну за другой.
— Это твой последний день рождения! — грозно постановил
Евгений.
Мне сделалось дурно — неужели погибну?
— Больше к этому ублюдку не пойдёшь! — несколько мягче
пояснил свою мысль Евгений, и я успокоилась, уже понимая, что он имеет ввиду
несчастного Фрола Прокофьевича.
— Само собой, — охотно согласилась я. — Для него это тоже
был последний день рождения.
— Почему? — опешил Евгений.
— Потому, что Фрол Прокофьевич убит, — между короткими
глотками кофе обыденно сообщила я.
— Так ему и надо, — так же обыденно обрадовался Евгений,
наливая кофе и себе, хотя сам дырку мне в голове проделал, убеждая, что пить
кофе на ночь вредно. — Так ему и надо, — бормотал Евгений, щедро заправляя кофе
сгущёнкой, — будет знать, как приставать к чужим жёнам… Постой, — наконец дошёл
до него полный смысл сказанного мною. — Как это убит? Вы что, не доехали? Где
же ты тогда была почти сутки?
«С ума можно сойти какая ревность! — внутренне ужаснулась я.
— Бешеная ревность! Причём, без всякой причины! Раньше этого не было. Раньше
ревновала я. Но я-то хоть делала это с некоторыми основаниями — Евгений младше
меня на пять лет. А он-то почему бесится? Может права Тамарка? Может это все
потому, что я слишком тяну со свадьбой?»
— Успокойся, любимый, — проворковала я. — Мы доехали, и я
была там, куда и направлялась — на дне рождения Фрола Прокофьевича.
— Где же тогда его убили? Только не сочиняй, что прямо на
дне рождения!
— Женечка, тут мне и сочинять не надо, потому что именно так
все и произошло. Кто-то без меня постарался — сочинил. Теперь даже хоронить
нечего. Тамарка безутешна, — на всякий случай приврала я, чтобы размягчить
ожесточившееся сердце Евгения.
Он чуть не подавился кофе и рявкнул:
— Ничего не пойму!
— А что тут понимать, — скучая, вздохнула я. — Только сели
за стол, только поздравили, подарили подарки, выпили, закусили и…
Я сделала жест, недвусмысленно передающий, что Фролу
Прокофьевичу уже ничем нельзя помочь.
— Что, совсем? — спросил Евгений.
— Абсолютно, — живописно закатывая глаза, заверила я.
Евгений сразу прекратил ненавидеть Фрола Прокофьевича и
забеспокоился:
