Евгений последовал моему призыву и взглянул. Кот флегматично
лежал там, куда его бросил Даня — на полу. Складывалось впечатление, что он
упал замертво, он даже не дышал, так ему было лень.
— И что? — ничего не понял Евгений.
— А то, что он рыжий и прекрасно сочетается с моей рыжей
гривой, — уже настраиваясь на рабочий лад и хищно осматривая холл, сообщила я.
— Будешь снимать нас на фоне той колонны.
— Становись, — скомандовал Евгений, послушно хватая в руки
фотоаппарат.
— Что значит — становись? — возмутилась я. — Тащи лестницу!
— Лестницу? — изумился он. — Зачем?
— Боже, какой ты бестолковый! За тем, что я хочу
сфотографироваться наверху, на фоне верхней части колонны!
Евгений (видимо не стоило на него так много кричать) начал
заводиться. Сначала он покраснел и поиграл желваками, что всегда было плохим
признаком, потом засопел и тишайшим, обманчиво нежным голосом сказал:
— Со-ня, это колонна. Посмотри на неё. Она круглая. Со всех
сторон. И снизу, и сверху одинаковая. Какой смысл лезть так высоко?
Я слегка струхнула, ещё запустит в меня своим аппаратом и
уйдёт домой, но все же решила не сдаваться и нагло заявила:
— А мне что за дело? Меня вообще интересует не колонна, а
кот и я сама. Хочу, чтобы ты снимал нас снизу и все выглядело так, словно я
лечу с котом на плече. Понимаешь? Ну, чтобы выглядело так, словно я ведьма. Я и
платье чёрное для этого надела, да и Тамарка постаралась, затаскала меня по
магазинам так, что я и без грима ведьма. Короче, я так вошла в образ, что глупо
не лезть наверх. Ты понял? Хочу, чтобы читатель поверил в то, что во мне есть
нечто демоническое, ведьмическое. Понимаешь?
— Понимаю, — вздохнул Евгений. — Жаль, что читатель не может
слышать твоего голоса, тогда бы у него не осталось сомнений в том, кто ты.
Настоящая ведьма, — с этими словами он пошёл в сарай, там Тамарка хранила
лестницу.
Когда лестница была принесена и приставлена к колонне, я
схватила на руки кота и полезла с ним по ступеням. Лестница, должна сказать,
была прекрасная, как и все в доме Тамарки. Очень устойчивая, с широкими
ступенями, так что я совершенно не опасалась сверзнуться вниз. Одна беда, кот.
Он был так тяжёл, что я с трудом волокла его за собой. Спасибо, что он не
сопротивлялся и безропотно сносил все мои издевательства, иначе, даже не знаю,
как удалось бы мне добраться до верха. Однако, когда я была уже близка к
потолку, испугался Евгений.
— Соня, Соня, хватит, — закричал он. — Тормози!
— Ты ничего не понимаешь, — возразила я. — Нужно, чтобы
создалось впечатление, что мы с котом под потолком парим…
И в этот миг кот неожиданно оказал сопротивление, он
категорически не хотел парить. Более того, он выпустил когти. Взвыв от боли, я
пулей вознеслась на последнюю ступеньку и подняла над головой кота, так, что
его задние лапы оказались на моем плече. Я хотела добиться эффекта, будто кот
стоит на двух лапах, но добилась совсем другого. Кот вырвался и прыгнул мне на
голову. Признаться, я не ожидала такой прыти от столь непутёвого организма и
закричала:
— Женька, скорей снимай, прекрасный кадр!
— Но кот же у тебя на голове, — изумился Евгений.
— Пусть будет так, это тоже хорошо, — заверила я.
Евгений наставил на нас фотообъектив, но я ясно видела, что
ракурс он взял не тот и возмутилась:
— Что ты делаешь? Левей! И ниже! Я хочу, чтобы создавалось
впечатление, что мы в полёте. Понимаешь? Читатель должен думать, что я лечу…
И я полетела… Ошалевший от страха кот издал душераздирающий
вопль, дёрнулся, он был слишком тяжёл, я потеряла равновесие, резко сдвинулась
туда, куда просила зайти Евгения, лестница накренилась и… мы полетели:
лестница, я и кот. Кот по непонятной причине не пожелал сойти с моей головы и
при этом царапал когтями мои щеки нещадно…
Так, вместе с котом я приземлилась, по пути зацепив скулой
за что-то и набив себе неподражаемый фингал. Секундой позже приземлилась
лестница, подарив мне второй фингал.
Лестница упала прямо на нас с котом. Кот, оказавшись на
полу, там лежать и остался, а я вскочила и, негодуя, понеслась на Евгения.
— Я сделал несколько отвальных кадров, — восторженно сообщил
он, а я вместо восклицательного знака залепила ему пощёчину.
Пощёчиной я не ограничилась, от злости я пару раз лягнула
его и помчалась к зеркалу смотреть на результат полёта. Результат превзошёл все
ожидания: от моего лица не осталось живого места. Впрочем, нет. Нос,
центральная часть лба, губы и подбородок сохранились неплохо, а вот щеки! Боже!
Щеки представляли собой подобие фарша. Во всяком случае крови было больше, чем
в говяжьем фарше. Глаза…
Впрочем, глаз не было видно. Их закрывали фингалы. Каким-то
непостижимым образом я обросла ими в полёте, и от этого мой взгляд на жизнь
приобрёл похоронные краски.
— Изверг! — завопила я на Евгения. — Что ты со мной сделал?
Ты не мог поймать лестницу? Или, на худой конец, меня? Ах, да, — притворно
вспомнила я, — ты действительно не мог. Ты же в это время увлечённо щёлкал фотоаппаратом!
Папараци чёртов! Я убью тебя! Убью!
С этим воплем я понеслась на Евгения.
— Соня, прости, я творческий человек, — убегая, оправдывался
он, — ну не совладал, не совладал с собой, увлёкся, Соня! Прости!
Горе моё достигло опасного предела, и догонять Евгения я
передумала. Бог знает что я могу с ним сделать? Вдруг и вправду убью? Вместо
этого я уселась на пол и завыла.
— А-ааа! Что я теперь покажу моему читателю-юю! — выла я. —
Фарш на щеках и фингалы?! А-аааа! А я-то мечтала, что выступлю на плече с
котом, вся воздушная, вся прекрасная, неотразимая, что читатель увидит меня,
восхитится и воскликнет: «Ах, что за чудо! Что за прелесть! И что за красота! …
И… что… эта… дурочка… может… написать… приличного? В этой же головке не
предусмотрено мозгов!»
Мои слезы мгновенно высохли.
— Это сам Бог спас меня от необдуманного поступка, —
лихорадочно зашептала я. — Конечно, нельзя читателю показывать свою красоту,
этак он меня уже заранее раскритикует, ещё без причины.
Евгений обрадовался и закричал из-за колонны, куда я загнала
его:
— Вот видишь как хорошо все получилось!
— Молчи, изверг, — для порядка прикрикнула я, хотя абсолютно
была с ним согласна.
Более того, я подумала: «И день рождения, слава богу,
отпадает. Не хватит же совести у Тамарки тащить меня к своему Фролу
Прокофьевичу. Я там всех гостей распугаю.»
— Поехали домой, — скомандовала я.
Евгений вышел из-за колонны и с ужасом воззрился на
мертвецки спящего кота.
