— Томик, захвати и меня, — ласково попросила я.
— Мама, а ты что здесь делаешь?! — испугалась Тамарка.
— Дожидаюсь тебя.
— С ума от тебя можно сойти, Мама! Что ещё случилось?
Я выразительно уставилась на лбов и спросила:
— Прямо сейчас сообщить?
— Ладно, пошли домой, — махнула рукой Тамарка, знаком
отпуская свою охрану.
Дома она прямиком отправилась в ванную, в целях экономии
времени предложив мне присутствовать при своём омовении. Я не возражала, потому
что слишком давно знала Тамарку, изучила её вдоль и поперёк, и ничем она меня
удивить не могла.
— Ну что там у тебя, Мама? — спросила Тамарка, снимая чулки.
— Черт, синяк. Откуда у меня на ляжке синяк такой?
— Это всего лишь старческая сосудистая сетка, — вежливо
подсказала я.
— Иди ты к черту, Мама, — ни с того ни с сего рассердилась
Тамарка. — Это синяк. Ну, да ладно. Что там у тебя стряслось?
— Тома, — строго сказала я, — зачем ты покушалась на
Татьяну?
Тамарка, а она уже снимала свои панталончики и стояла на
одной ноге, чуть не упала.
— Мама! — закричала она, прыгая по ванной и всеми силами
стараясь сохранить равновесие. — Прекрати свои штучки!
Я подошла к ней, взяла бедняжку под руку, давая ей
возможность мирно расстаться со своими панталончиками.
— Э-хе-хе, — злорадно заметила я, — а животик-то у нас
подвисает. И целлюлита у нас тьма. А все бизнес, бизнес, будь он проклят. С ним
мы себя так и запустили, а пора, пора меры принимать.
— Я уже замучилась их принимать, — посетовала Тамарка,
поскорей прыгая в ванну, чтобы скрыться с моих глаз, чтобы я ещё чего-нибудь на
ней не рассмотрела. — По триста долларов в неделю уходит на этот целлюлит. Чем
только меня не мажут — все зря. Так с чего ты взяла, что я покушалась на
Татьяну? — резко поменяла она тему.
Видимо, смерть Татьяны была Тамарке значительно приятней
целлюлита.
— Ну как же, только мы поговорили с тобой и ровно через час
Татьяну бросают под колёса автомобиля, — сообщила я, присаживаясь на край ванны
и выдавливая в воду пенную жидкость.
Тамарка пробкой выскочила из воды.
— Что? Таньку под колёса?! — завопила она.
— Не нервничай, она жива, — успокоила я, — если тебе это,
конечно, приятно слышать.
— Конечно, приятно, — заверила Тамарка. — Накануне собрания
это был бы полный крах. Татьяна единственная, на кого я могу твёрдо
рассчитывать. Если Полька и Белка до собрания доживут, они будут голосовать
против меня.
— Почему ты так уверена?
— Потому что они всегда делали так, как хотел Прокопыч, а он
хотел голосовать против меня.
— Нет, ты ничем не лучше Татьяны, — изумилась я, — так
просто сообщаешь мне об этом. Кстати, зачем ты убила Фрысика?
Тамарка округлила глаза, потом тут же зажмурила их,
характерным движением рук зажала уши и нос и нырнула под воду.
— Мама, ты невозможная, — сказала она, выныривая, фыркая и
разбрызгивая воду. — Зачем мне убивать Прокопыча?
— Все причины ты только что перечислила сама, — напомнила я.
— Мама, ты невозможная!
— Это ты уже говорила.
— Мама, что это на тебе? — показала она на мои серьги с
бриллиантами приличного размера.
— Сама знаешь что, — ответила я.
— Так почему бы мне сейчас не убить тебя? Это тоже выгодно.
Сниму серьги, а тебя вывезет Даня.
— Куда?
— Да хоть на мусорную свалку, — усмехнулась Тамарка. — Все
равно скоро сама отправишься туда, если, конечно, совесть у тебя есть.
Мне стало противно от её чёрного юмора. Можно подумать она
младше меня. Кто бы говорил.
Я фыркнула и хотела её послать, но не успела, Тамарка
послала меня сама.
— И вообще, иди ты к … матери! — с чувством сказала она. — Я
же не разбойник, чтобы действовать такими методами. С такими методами место на
большой дороге. Если я, Мама, всякий раз для решения своих проблем начну
хвататься за нож, затрудняюсь сказать сколько народу в Москве жить останется. И
не только в Москве.
— Кстати, — вспомнила я, — почему ты наврала мне с акциями
Фрысика? Почему сказала, что их будут делить? Ты же сама ими управляешь как
хочешь.
Тамарка посмотрела на меня, как бы соображая придуриваюсь я
или действительно не знаю почему она наврала.
— Мама, ты невозможная, — наконец сказала она. — Зачем мне
спускать на себя тебя? Ты мне надоела со своими неожиданными выводами. То я
убила Изабеллу! Потом я убила Полину! Теперь Татьяну! Потому и наврала, чтобы
ты не вопила, что я убила Прокопыча. Зачем мне отрицательные эмоции. Я
достаточно их получаю при одном твоём появлении, к чему же усугублять? Потри
мне лучше спинку.
Тамарка протянула мочалку и повернулась ко мне своей жирной
спиной.
— Кто же тогда пытается убить Польку, Белку и Татьяну? —
спросила я, кое-как елозя по этой спине мочалкой.
— Ах, Мама, теперь мне это уже все равно, — вяло
откликнулась Тамарка и гораздо энергичней добавила: — Ну, три же лучше,
сильней, чтобы спина горела!
— Почему тебе все равно? — поинтересовалась я и, озлобляясь,
крикнула: — Да тру из последних сил! Что ещё тебе надо?!
— Мне все равно, потому что теперь мне ясно: Танька не
переметнулась на сторону Зинки, — сказала Тамарка и вырвала из моих рук
мочалку. — Толку от тебя никакого, — рявкнула она. — Кто так трёт?
И она яростно принялась натирать себя, казалось, ещё немного
и искры посыпятся от её спины. В считанные секунды Тамарка побагровела.
Я задумалась. С одной стороны я чувствовала — Тамарка мне не
врёт. Врать она, как и любой человек, умела, но делала это лишь тогда, когда
обстоятельства вынуждали. Сейчас не вынуждали. Кто мне этот Фрысик? Если
Тамарка призналась бы, что его убила она, как бы я поступила?
А вот не знаю. Убивать людей плохо. Во всяком случае дружить
с Тамаркой мне расхотелось бы. К тому же она не знает, что Фрысик мне никто.
— Думаешь я поверила, что ты собралась замуж за Прокопыча? —
словно подслушав мои мысли, спросила Тамарка, подставляя себя под душ. — Сразу,
в общем-то, поверила, а потом, подумав — нет. Кто-кто, а ты не такая дура и в
мужиках разбираешься. Прокопыч был сволочью!
И эта туда же!
— Да почему вы все так на него ополчились? — возмутилась я.
— Именно потому, что разбираюсь в мужиках, могу сказать: он был умница!
