— Умница?! — задохнулась от возмущения Тамарка и тут же
буднично приказала: — Дай халат.
— Конечно, умница, — подтвердила я, подавая махровый халат.
— Жёнам квартиры покупал, деньги им давал, поручения их выполнял, сопли им
вытирал. Да такого мужика на руках надо носить.
— Вот именно, — облачаясь в халат, с осуждением сказала
Тамарка и снова буднично добавила: — Пойдём, коньячку тяпнем.
— Пойдём, — согласилась я.
Глава 19
Мы отправились в столовую. Кухни у Тамарки не было, а была
огромная столовая по-американскому типу: со стойкой, с баром, с высокими
табуретами и прочими прибамбасами, русскому человеку завидными, но абсолютно
бесполезными.
Лично я представить себе не могла свою Тамарку, сидящей на
этом идиотском табурете, на котором с трудом помещается лишь одна половинка её
зада. Впрочем, вру, однажды она напилась и на табурет взгромоздилась, что было
дальше рассказывать не стоит. Две недели я носила ей в больницу продукты с
повышенным содержанием кальция. Теперь Тамарка для рисовки предлагает табурет
своим гостям.
— Садись, — пригласила она и меня.
Я с ужасом покосилась на табурет и сказала:
— Нет уж, мне, пожалуйста, скромно и с удобствами. Люблю
развалиться.
— Тогда на диван.
Пока Тамарка разливала по рюмкам коньяк, я с огромными
подозрениями разглядывала её халат. В конце концов я не выдержала и
воскликнула:
— Слушай, Тома, откуда у тебя этот халат?
— А почему ты спрашиваешь, Мама? — в свою очередь
поинтересовалась Тамарка, придвигая ко мне мою рюмку и мужественно открывая
банку с чёрной икрой.
— Почему? Уж очень он похож на тот, который мне дарила моя
покойная бабуля.
— Да, этому халату сто лет в обед, — согласилась Тамарка. —
Но я уже к нему привыкла и, знаешь, даже полюбила.
— Да почему это ты, вдруг, полюбила его, когда он мой? И как
он у тебя оказался?
— Господи, Мама, сейчас ты начнёшь обвинять меня в том, что
я украла твой халат! — рассердилась Тамарка.
Признаться, я была близка к этому.
— Во всяком случае, неплохо бы мне узнать как он к тебе
попал, — заметила я.
Тамарка изумлённо уставилась на меня.
— Мама! Кого били по башке доской? Ты что, действительно не
помнишь?
— Хоть убей — нет. Только не ври мне, что я тебе его
подарила. Он мне слишком дорог, как память о моей бабуле, покойной Анне
Адамовне, дай ей бог царства небесного.
— Ты что, явилась ко мне пристраивать свою бабушку в рай? —
взбеленилась Тамарка. — В два часа ночи? Я с ног валюсь, а Анна Адамовна умерла
так давно, что уже поздно ей рая желать. Она уже попала туда, куда заслужила. А
халат ты дала мне, когда я с Даней разводилась.
Я сразу все вспомнила, обрадовалась и закричала:
— Это когда ты пряталась у меня, потому что подлый Даня
накрыл тебя с твоим любовником?
— Ну да, — буркнула Тамарка, радости моей не разделяя. — С
Юрой баритоном из оперетты.
— Ха, ну и фингал тебе Даня тогда подсветил! — продолжала
ликовать я. — До сих пор забыть не могу. Да, было дело, так заехал этот подлый
Даня тебе в глаз, что тут же стирать пришлось платье. С тех пор, по-моему, у
тебя и нескольких зубов не хватает. Точно-точно, а потом ты нажралась до
бесчувствия и ушла босиком, но в моем махровом халате.
— Так выпьем, Мама, за то, что память к тебе вернулась, —
воскликнула Тамарка, высоко поднимая свою рюмку.
— А вместе с памятью и халат! — радостно добавила я.
Мы выпили и закусили икорочкой.
— А если честно, Мама, — призналась Тамарка, — странная она
у тебя. Я о памяти. Про фингал ты помнишь, а про халат забыла. И странно, что
ты радуешься чужим фингалам, когда у тебя своих полно. Ну что, ещё по одной?
— Давай, — согласилась я, подозревая, что теперь моя очередь
идти домой в махровом халате. — Кстати, о фингалах, — решила я
проконсультироваться с Тамаркой. — Коль у тебя такой богатый опыт, ты мне
скажи: долго эта роскошь на моем лице ещё будет?
— Долго, Мама, долго. С недельку походишь, как индеец яркая,
а потом постепенно начнёшь тускнеть. Да ты не плачь, привыкнешь, даже жаль
расставаться будет. Вот боюсь я, Мама, за щеки твои, — с удовлетворённой
улыбкой сообщила Тамарка. — Такие нежные они у тебя, такие бархатные, как бы
шрамов на них теперь не осталось. Все же «фарш» у тебя знатный, так ты эту
порнографию называешь?
Я схватилась за умотанные платком щеки и, казалось, тут же
ощутила под ладонями шрамы. Видимо нечто сверхпаническое отразилось на моем
лице, потому что Тамарка осталась довольна и даже предложила ещё раз выпить.
— Теперь давай помянем Прокопыча, — предложила Тамарка. —
Хоть и мерзкий он был мужик.
— Давай, — опять согласилась я, подумав, что теперь уж точно
уйду в своём халате.
Мы выпили и снова закусили икорочкой. Тамарка сразу как-то
посвежела. Зеленоватый цвет с её лица исчез, в глазах появился блеск.
— Давай ещё, Мама, по одной, — опять предложила она. — Тост
у меня хороший созрел.
— А не слишком мы зачастили? — выразила опасение я. — Тебе
же завтра на работу.
— Учитывая позднее время — уже сегодня, — уточнила Тамарка,
— но, Мама, сколько можно жить по регламенту? Настодоело! Могу я расслабиться с
лучшей подругой?
Она налила полную рюмку коньяку, придвинула её ко мне и
рявкнула:
— Давай! За нас с тобой мочи!
У меня в голове уже все равно порядка не было, и я
согласилась:
— Давай, — и «замочила» до самого дна.
И пошло и поехало.
Долго мы с Тамаркой пили. Не могу сказать сколько, но выпили
крепко. Тамарка захотела расслабиться, поясняя, что такое желание появляется у
неё всякий раз, когда она видит меня. Я же пила с надеждой её разговорить, и
надежда увенчалась успехом. Разговор-таки состоялся.
— Вот ты говоришь — Прокопыч классный мужик, — с укором
сказала Тамарка, закусывая невесть откуда взявшейся селёдочкой. — А знала бы
ты, сколько соков он выжал из меня, сколько попил кровушки.
В этом месте я даже вынуждена была снять свой платок,
прикрывавший важный для беседы инструмент — уши. Естественно, обнажился мой
«фарш», чему порадовалась Тамарка.
— Фу, Мама, — тут же сообщила она, — как ты безобразна!
Видел бы тебя Прокопыч.
— Он видел и даже сам придумал трюк со шляпой и платком, —
заверила я.
