— Неужели Белка?! — уже восхитилась я.
— Изабелла! — подтвердила Тамарка.
— Ай, да Фрысик! Вот так мэн! А не мог он просто гулять, как
все мужики? Или ему по зарез надо было все свои увлечения регистрировать?
Тамарка даже руками всплеснула.
— Значит ты ничего не поняла! — закричала она. — Не мог он,
не мог! Конечно не мог! Он же влюблялся, понимаешь, по-настоящему. До одури
влюблялся, но при этом, как уже позже выяснилось, не разлюбливал остальных жён.
Я обалдела:
— Вот это да!
— Вот-вот, — подтвердила Тамарка.
— Так что же это выходит, он и до сей поры, до самой своей
смерти всех вас любил? — изумилась я.
— Примерно так же, как и мы его: и любил и ненавидел
одновременно. И мы же не дуры, собрались в кучу и крови изрядно попортили ему.
У него научились, все под марку любви и заботы.
— Так-так, — загорелась любопытством я, — и что же там
дальше с этой Белкой было?
— А с Белкой получилось элементарно. Ты же её слабости
знаешь. Любовь Прокопыча не свернула её с верного пути. Наша красотка
разнежилась, конечно, на этой любви, загордилась и пошла дальше мужиков
покорять. Ну, мы ухо востро держали, быстро прознали и пустили Прокопыча по
нужному следу.
— Так это вы организовали ему разоблачение Изабеллы? —
наконец-таки прозрела я.
Тамарка возмутилась даже:
— Как могла ты, Мама, сразу о нас так не подумать? Мы и
организовали. Хитростью у Белки выведали где с любовничком она время проводит и
Прокопычу сообщили. Он туда, а она… В общем, не виноватая я, он сам пришёл.
— И в жёнский клуб Изабеллу тут же и приняли, — подытожила
я.
— Именно, — подтвердила Тамарка, — а там уже Татьяна на
горизонте замаячила. — У нас уже жизнь кипела. Я за Даню вышла, Прокопыч тоже
убивался, бегал за мной, страдал, а сам за Татьяной ухаживал.
— Да что же он за мужик ненасытный такой? — изумилась я.
Тамарка развела руками:
— Обычный мужик. Видно природой им сделано, каждому
создавать свой гарем. Прокопыча воспитание странное его подводит и жадность
ненормальная какая-то. Видно в детстве мать его рано грудью кормить бросила,
вот он теперь и тянет к себе все, за что зацепился. А тут ещё и природа своё
диктует. Я его лишь тогда поняла, когда завела кота. Кот же у меня домашний, на
улицу не выходит, боится улицы хуже Дани. А сексуальные проблемы как-то решать
надо, вот я и обратилась с этим вопросом к ветеринару. Наивно спросила, может
кошечку ему завести. И знаешь, что ветеринар мне ответил?
— Что?
— Мало кошечки. Исстрадается ваш кот, облезет, исхудает и
рано умрёт.
— А сколько ж ему, заразе, надо? — удивилась я.
— Не меньше четырех для нормальной жизнедеятельности, а там,
чем больше, тем лучше.
Сильно, должна сказать, меня это впечатлило. Это что же
получается? Мучаем мы, оказывается, своих котов… Тьфу, простите, мужей! Мужей
своих мучаем и в положение их никак не входим, одной-то кошечки им мало, им
минимум четыре подавай. Для нормальной жизнедеятельности. Может потому они у
нас и спиваются, болезные, от сексуального однообразия.
— Ты с Даней этот вопрос как-нибудь решаешь? — строго
спросила я. — Должна ему деньги выдавать и к этим, к девочкам по вызову
отправлять. Видишь как подошёл к этому вопросу твой Прокопыч, цивилизованно
подошёл, а Даня тут бедный сидит целыми днями с котом.
— Не волнуйся, — успокоила меня Тамарка. — Ишь как
разволновалась.
— Что — не волнуйся? Так ты решила с ним этот вопрос или не
решила?
— Конечно решила. Я его кастрировала.
Передать не могу, как я испугалась.
— Боже! — закричала я. — Кастрировала Даню?
— С ума сошла? Конечно же кота. При чем здесь Даня? О нем и
речи нет. Лучше выпьем давай.
— Давай, — охотно согласилась я, всей душой радуясь за Даню.
И мы выпили.
— С Татьяной все было так же, как и со всеми предыдущими, —
закусывая, продолжила Тамарка. — Прокопыч влюбился в Полину, но долго морочить
Таньке голову он уже не мог. Тут уже были мы, мы её и просветили по какому
поводу худеет наш Дон Гуан.
— И научили как действовать, — догадалась я.
— А как же! У нас уже шла глобальная борьба сразу в
нескольких направлениях. Каждая рвала Прокопыча на себя, стараясь побольше от
него отщипнуть, но и каждая помнила обиды. Тут же мы интриговали друг с другом,
раздувая пожарче этот костёр обид и разочарований. Сплетни великая сила. Время
от времени мы кооперировались, когда возникала в этом нужда, и тогда уже
Прокопычу было жарко от любви нашей общей. Особенно кооперировались мы, если
речь шла о новой претендентке на брак с ним.
— Точнее будет — претендентке на членство в вашем жёнском
клубе, — заметила я.
— И здесь ты права, — одобрила Тамарка. — В ходе жизни такой
у каждой, думаю, появилась своя причина желать ему зла. Лично я задумала месть
с этой компанией. Ведь я лукавила — не Прокопыч, а я придумала наше акционерное
общество.
Я оживилась, потому как длинные перечисления злоключений
многочисленных жён Фрысика уже несколько меня подутомили.
— Ну-ну, — воскликнула я, — в этом месте, пожалуйста,
поподробней.
— Собрались мы как-то с Зинкой и решили, что мало он
помогает нам. А тут ещё инфляция покатила, а у Зинки ещё бабушка умерла и
приличное наследство оставила, да и у меня было скоплено кое-что, что в любой
момент могло демократией нашей накрыться. В общем, подкатили мы к нему с этой
идеей, ну, чтобы он, пользуясь своими связями, а их у него к тому времени уже
немало было, денежки удачней помог вложить. Он нам это общество и организовал.
Я с недоверием уставилась на Тамарку:
— Скажешь тоже, так все просто — взял и организовал. А
деньги-то на чем вы делали?
Тамарка нервно дёрнула плечом. Когда касалось денег, она
всегда нервничала.
— Все тебе скажи, — рассердилась Тамарка. — По-разному
делали. На масле подсолнечном, на зерне. По югу эмиссаров своих рассылали, те
закупки делали. На первых порах ездила даже сама по Дону по Кубани. Скинулись
мы вчетвером: я, Зинка, Прокопыч и Танька. Прокопыч организовал нам общество,
нас четверо учредителей, акции выпустили, меня управлять поставили. Я на
тридцать процентов сделала вложений, Зинка на двадцать, Прокопыч на сорок и
Танька, она тогда была его женой, на десять. На эти бабки и раскрутились.
