— Собаке собачья смерть! — крикнула Тамарка и, разливая по
рюмкам коньяк, предложила: — Слушай, Мама, давай споём.
— Давай, — согласилась я, и мы затянули: — Вот кто-то с
горочки спустился…
Вскоре Тамарка сплюнула:
— Тьфу, Мама, песни мы все какие-то блядские поем. Давай
патриотическую!
И мы запели патриотическую песню нашей юности «Слышишь время
гудит (или гремит, или звенит) — БАМ!»
Короче, тут же выяснилось, что слов из всех песен мы знаем
слишком мало для ладного их исполнения. Некоторое время мы ещё пытались
заполнять пробелы своей фантазией и силой голоса, но, видимо, перестарались.
Драли горло так, что проснулся Даня.
— Вам ухо некому нарезать, — сообщил он, заглянув в
приоткрытую дверь.
— Скройся с глаз, — посоветовала Тамарка и, уже обратившись
ко мне, сказала: — Мама, где-то был у меня песенник. Пойдём поищем.
Глава 20
И мы отправились на поиски песенника. Сначала искали в
библиотеке. Мне очень скоро это надоело, у Тамарки километры обложек, десять
тысяч томов, это сколько же там можно искать? До утра что ли? А петь когда?
Когда протрезвеем?
Но кто же трезвый поёт?
Я отправилась в зал, точно помня, что когда в последний раз
посетило нас аналогичное желание, в смысле когда мы в последний раз возжелали
петь, я нашла этот песенник между тумбочкой и телевизором в зале.
Проходя по коридору, я увидела сочащийся из комнаты для
прислуги свет и очень удивилась, поскольку точно знала, что прислуга у Тамарки
приходящая и на ночь не остаётся.
«Свет забыли выключить, дармоеды, — возмутилась я. — Не
экономят хозяйское добро.»
Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула. То, что увидела я,
не поддавалось никаким объяснениям. Во всяком случае сразу объяснений я найти
не смогла. Эта новая дама в переднике, которую недавно наняла на службу
Тамарка, скрутила на столе нашего общего любимца кота и что-то там ему делала.
— Что здесь происходит? — рявкнула я голосом Тамарки.
Домработница вздрогнула, выпустила кота и бамс, что-то
стукнуло об пол. Я увидела, что это шприц, шустро шмыгнула в комнату и
подхватила его.
И тут началось самое интересное: домработница вместо того,
чтобы смутиться и залепетать какую-нибудь фигню в своё оправдание, фурией
кинулась на меня, пытаясь отобрать этот чёртов шприц, который я крепко зажала в
кулаке.
Не на ту нарвалась! Шприц я стоически не отдавала, рискуя к
уже имеющимся фингалам и «фаршу» добавить новые увечья — домработница была
женщина в теле. Мы схватились не на жизнь, а на смерть…
За этим занятием и застала нас Тамарка.
— Э-ээ, Мама, — сказала она. — Мама, ты уже вдрызг напилась,
раз дерёшься с моей прислугой.
И в этот момент примчался растерянный Даня и истерично
завопил:
— Где наш кот?! Я потерял кота!
Оказывается, что явилось для меня настоящим откровением,
Даня больше Тамары любил этого кота, жизни без него своей не мыслил, не доверял
кота никому и не расставался с ним ни днём ни ночью, даром что лупил беднягу
смертным боем, пусть и с гуманными криками «я сделаю из тебя человека!».
Весть об утрате кота Тамарка пережила сложно, потеря
Прокопыча была меньшим горем.
— Как же ты мог, чучело, потерять кота? — наступала на Даню
Тамарка. — Лучше бы ты голову свою пустую потерял! Лучше бы ты…
— Я только выглянул посмотреть, кто там воет, — оправдывался
Даня, видимо имея ввиду наше пение. — А потом завернул в туалет.
Даня заикался и пугливо озирался по сторонам. Он был таким
трогательным, и в этой своей полосатой пижаме был похож на узника концлагеря,
каковым в общем-то и являлся, но Тамарку Даня разжалобить не сумел. Она
схватила его за грудки и затрясла с той страстью, с которой любила пропавшего кота.
Я пожалела Даню.
— Кот помчался в том направлении, — показала я на дверь, он
действительно туда помчался.
Тамарка и Даня, охваченные единым порывом, понеслись ловить
кота, а я огляделась и с удивлением обнаружила, что домработницы и след
простыл.
Я обошла всю Тамаркину квартиру, заглянула в каждый закуток,
но все бесполезно — домработницы нигде не было.
Тамарку я нашла в столовой. Она слезами поливала, найденного
кота. Рядом Даня от нетерпения сучил ножками. Ему хотелось этого кота поскорей
схватить и утащить в спальную.
Увидев меня, Тамарка отпустила кота к Дане (на моё удивление
кот к нему давно уже рвался — видимо мазохист) и с укором сказала:
— Мама, ты невозможная, ну нельзя же так позорить меня. Что
подумает теперь эта добропорядочная женщина? Зачем ты била её?
— Я её била? — изумилась я. — Это она меня била, потому что
хотела отобрать вот это.
И я показала трофей — шприц, в котором осталось ещё
несколько капель жидкости.
— Что это? — спросила Тамарка.
— Разве не видишь, это шприц, — блеснул эрудицией Даня.
— Глупцы, вас занимают не те вопросы! — возмутилась я. — Что
делала эта стерва этим шприцем — вот в чем вопрос!
Тамарка и Даня удивлённо переглянулись.
— А что эта стерва делала здесь вообще? — ставя руки в бока,
спросила у Дани Тамарка.
— Тома, я спал, — пятясь к двери, сообщил Даня. — Мы с котом
оба спали.
— Но стерва не спала, — воскликнула я. — Она делала укол
коту!
Даня и Тамарка опять переглянулись.
— Какой укол? — хором спросили они.
А Даня для надёжности этот же вопрос задал ещё и коту. Кот
презрительно отвернулся, отвечать не пожелав. За него ответила я.
— Домработница проникла в ваш дом с целью покушения! — ликуя
сообщила я. — Она сделала укол коту, чтобы заразить его бешенством. После этого
ты, Тома, умрёшь естественной смертью, заразившись уже от любимого кота.
Даня прыснул от смеха и ушёл, а Тамарка возмущённо
уставилась на меня.
— Мама, скорость, с которой появляются на свет твои
идиотские версии, не вызывает к этим версиям никакого доверия и говорит лишь об
одном: Мама, ты пьяна, — опрометчиво заявила Тамарка.
Я с обидой ответила:
— Эта скорость говорит лишь о моей гениальности, чего вам,
бездарям, понять не дано. Ты делала коту прививку от бешенства?
— Мама, да он из дому не выходит.
